– Я не из тех, кто любит устраивать приёмы, просто мне нравится, когда много места, а кошки с восторгом носятся повсюду над моей головой. – Он старался показаться ей нудным и неинтересным.
– Где же твои милые крошки?
– Вероятно, где-то наверху. – Он не трогался с места, Мелинда воздерживалась от своих дерзких острот
и была непривычно вежлива.
– Эти гобелены великолепны. Ты сам до них додумался?
– Нет. Весь интерьер оформляла Фран Броуди… Не хочешь ли… стакан яблочного сидра?
– Звучит заманчиво. – Она бросила висевшую на плече сумку на пол, а свитер на стул и свернулась калачиком на диване. Когда он принёс поднос, Мелинда сказала: – Квилл, я хочу поблагодарить тебя за то, что ты купил картины моего отца.
– Я здесь ни при чём. Их приобрел Клингеншоеновский фонд для выставки.
– Но это наверняка была твоя инициатива. Оцененные по сто долларов каждая, они принесли мне сто одну с половиной тысячу долларов. Фокси Фред продал бы всё за тысячу.
– Эта идея принадлежала Милдред Хенстейбл. Будучи художницей, она оценила картины по достоинству.
Разговор сходил на нет. Он мог бы оживить его, задавая вопросы о готовящемся спектакле, о распродаже, о клинике и о её жизни в Бостоне. Он мог бы проявить больше радушия, но это только затянуло бы визит, а он надеялся, что, выпив стакан сидра, она уедет. Но Мелинда не торопилась, вела себя изысканно вежливо, и он подозревал, что это неспроста.
Она сказала:
– Я сожалею, Квилл, что на прошлой неделе так досаждала тебе по телефону. Думаю, я была пьяна. Прости меня.
– Разумеется, – кивнул он. А что ещё он мог сказать?
– Ты когда-нибудь вспоминаешь, как мы славно проводили время? Я помню этот безумный обед у Отто в его «Вкусной еде»… и вечеринку в моей квартире, когда из Всей мебели у меня была только кровать… и торжественный приём с дворецким и музыкантами. Да, а как поживает эта славная миссис Кобб?
– Она умерла.
– Печально. Знаешь. Квилл, знакомство с тобой было самым ярким событием во всей моей жизни. Правда! Как жаль, что оно длилось так недолго. – Она внимательно посмотрела на него. – Я считала, что ты именно тот мужчина, который мне нужен, и продолжаю так считать.
Грустное от природы выражение на лице Квиллера придавало ему отрешенный вид, к тому же он вспомнил мудрый совет своей матери: если нечего сказать, молчи.
Пока длилось это искусственное молчание, Мелинда пристально смотрела на свой стакан с сидром, а он изучал вставленные в рамки эстампы с изображением животных. В конце этой затянувшейся паузы он спросил:
– Как прошла генеральная репетиция? Она вышла из задумчивости:
– По мнению Двайта, достаточно плохо, чтобы гарантировать хорошую премьеру. Ты придёшь?
– Да, я всегда вожу компанию друзей на премьеры.
– Зайдёшь за кулисы после спектакля?
– К сожалению, – сказал он, – я пишу на него рецензию для газеты и сразу же уеду домой, чтобы скорее напечатать.
Мелинда оглядела амбар:
– Куда подевались киски? Мне бы хотелось увидеть их перед уходом. Я всегда обожала малышку Юм- Юм.
Насколько Квиллер помнил, эти две представительницы женского пола игнорировали друг друга.
– И я в самом деле считаю Коко очень умным котом, хотя не думаю, что нравлюсь ему.
У Квиллера появилось приятное чувство, что её визит близится к своему завершению, и, желая ускорить уход гостьи, он позвал сиамцев.
– Вкусненькое! – крикнул он. Послышался топот восьми лап, и два меховых тельца
устремились голова к голове вниз по пандусу на кухню. Квиллер пояснил:
– Это слово на букву «в» действует безотказно, но я должен выполнить обещание и угостить их, иначе мой метод потеряет свою эффективность. Извини, я на минуту отвлекусь.
Она воспользовалась этим, чтобы внимательно рассмотреть амбар. Её заинтересовали старая наборная касса, висящая над столом, и коллекция магнитофонных кассет с шотландскими записями, снабжённых ярлыками: «День первый», «День второй» и так далее.
– Я бы с удовольствием как-нибудь послушала эти записи. Твоя кухня, Квилл, просто грандиозна! Ты научился готовить?
– Нет, – ответил он без объяснений и оправданий.
– А я стала довольно хорошей кухаркой. Моё фирменное блюдо – жаркое по-сычуаньски с орехами кешью.
Коко быстро расправился примерно с пятью восьмыми угощения и целеустремленно покинул комнату, всем своим видом говоря, что он точно знает, куда и зачем идёт. Но Юм-Юм не спешила уходить и