мнение. Квиллер извинялся, что забыл об этом.
Дерек, захвативший с собой гитару, вызвался спеть новую народную песню под названием „Баллада о борове и пятаке“:
Слушатели захлопали Дереку и захотели узнать, сам ли он написал слова. Дерек взглянул на Квиллера, тот кивнул.
– Да, – не церемонясь, ответил народный сказитель.
– Он такой талантливый! – с блеском в глазах проговорила Элизабет.
Между тем с балкона за празднеством наблюдала Юм-Юм, мучимая запахом пиццы, доносившимся с основного этажа. Коко, всегда более предприимчивый, терся среди гостей, получая комплименты и кусочки ветчины. Он был недалеко и слышал, как Квиллер хвалил Дженифер за исполнение роли Гермии.
– Йау! – сказал он.
– Видите? Коко соглашается со мной. Думаю, его любимый персонаж у Шекспира – Гермия.
– Йау! – повторил Коко с удвоенной выразительностью.
После ухода гостей Квиллер стал размышлять над этим эпизодом. Сиамцы под кухонным столом наслаждались интимным послепразднеством, смакуя ветчину и сыр и привередливо избегая кусочков грибов и зелёного перца. Квиллер, наблюдавший за ними, вдруг произнёс:
– Гермия!
Коко поднял голову от тарелки и издал свой обычный комментарий.
Квиллер подумал: „В слове „Гермия“ его привлекает не только звук!“ Летом кот предавался многочисленным причудам, которые теперь уже не повторялись. Как только была раскрыта тайна исчезновения Флойда, Коко перестал пялиться в окно прихожей в направлении бетонного гаража. Тогда же он бросил своё надоедливое копание у Квиллера под локтем и потерял интерес к Панамскому каналу. После того как были раскрыты преступления Эдуарда Пена Тривильена и Джеймса Генри Дакера, он больше не воровал чёрные ручки и не сидел на каминном кубе рядом с манками для уток.
Было ли совпадением, что он так усердно предавался этим действиям? Объяснялось ли обычным кошачьим непостоянством то, что он прекратил этим заниматься? Квиллер думал иначе, Коко обладал даром интуиции и предвидения, которого были лишены средние люди – или даже обычных способностей коты, – и он прибегал к нестандартным способам коммуникации. Квиллера забавляла возможность перефразировать Шекспира:
Когда сиамцы покончили со своей трапезой и умылись, все трое неторопливо отправились в библиотеку почитать.
– Что бы нам взять? – спросил Квиллер. Он уже задавал этот вопрос несколько недель назад, и тогда выбор Коко пал на „Швейцарского Робинзона“. И что же случилось? Селил Робинсон переехала в Пикакс, а дамы семьи Тривильен улетели в Швейцарию. Совпадение? – Конечно, – посмеиваясь, сказал Квиллер.
На этот раз Коко обнюхал полку с драматургией и подцепил когтем „Андрокла и Льва“.
– Несколько недель назад мы уже брали эту книжку, – напомнил ему Квиллер. – Попробуй ещё раз.
Теперь Коко выбрал небольшую книжицу в бумажной обложке – сценарий Фран Броуди по „Льву зимой“.
В мгновение ока Квиллера осенило. Он вспомнил молодую женщину в Пикаксском народном банке: Летицию Пен, оказавшуюся Легацией Тривильен… у которой была подруга по имени Лионелла. Потом выяснилось, что уменьшительное от одного имени – Тиш, а от второго – Нелла.
Вот и ответ! Этот удивительный кот с самого начала знал, что ламбертаунекое мошенничество задумала и осуществила Нелла, полностью Лионелла! Так Квиллер разгадал загадку „Коко и львы“, но как же быть с Гермией? Что-то заключалось в этом слове на „Г“, что приводило в движение извилины Коко и должно было расшевелить извилины Квиллера?! Квиллер всё ещё был в тупике – пока не вспомнил о словаре.
Квиллер отправился на балкон, чтобы выяснить, что скажут по этому поводу учёные страницы; сиамцы, задрав хвосты трубой, последовали за ним. По такому случаю Квиллер допустил их в свою святая святых – кабинет. Один из них тут же обследовал пишущую машинку и оставил несколько шерстинок между клавишами; другая не теряла времени даром и сбросила со стола ручку с золотым пером.
