цветов.
Она уставилась на цветы, но не потянулась к ним.
— Я запретила тебе приезжать.
— А можно мне войти?
— Нет. Уходи, Грейди. Я думала, что сказала все ясно… — Бэннер, пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Она внимательно посмотрела на него. Грейди изменился. Лицо его уже не было по- мальчишески красивым, вызывающе чистым, открытым и честным. Появились усталые складки вокруг рта и тени под глазами. Он выглядел измученным. Перемены, конечно, не слишком явные, но вполне очевидные.
Сердце Бэннер сдавила жалость. Наверное, Грейди страдал так же сильно, как она? Хотя это невозможно. Мужчины обычно выходят из таких скандалов без потерь. Лидия говорила ей.
Может от жалости, может, потому, что она больше не боялась его, Бэннер разрешила ему войти. Грейди робко переступил порог. Она не предложила ему сесть. Он неловко держал в руках цветы, потом положил букет на стол.
— Бэннер, я знаю, ты должна ненавидеть меня.
— У меня нет к тебе ненависти. И вообще никаких чувств. Все, что было раньше, умерло в тот момент, когда я узнала о твоем предательстве.
Грейди уставился на свои ботинки. Черт побери, сегодня ему не хотелось изображать кротость, мягкость или покаяние. Он вообще хотел бы послать ко всем чертям этих Коулменов. Но они ему могли здорово пригодиться. Две последние недели в его жизни были самыми худшими.
Вначале Грейди делал вид, что он в шоке из-за пожара, погубившего Борисов. Потом выдержал испытание следствием. Пожар и связанная с этим смерть — привычное дело, но Грейди не нравились подозрительные взгляды шерифа и горожан.
Грейди Шелдону нужны союзники, такие могущественные, как Коулмены. И если бы ему удалось восстановить отношения с ними, город снова принял бы его. Бизнес Грейди все еще процветал, потому что он владел единственной в окрестностях деревообрабатывающей фабрикой и складом стройматериалов. Но уважение людей он потерял, в их глазах читал презрение.
И потом, черт побери, Грейди хотел заполучить те акры леса, которые принадлежали теперь Бэннер Коулмен, и ради этого он готов был унижаться перед ней. Нужно явиться к ней сломленным, женщинам нравится прощать мужчин. Они не могут устоять, когда чувствуют себя выше. Бэннер Коулмен не исключение. Грейди Шелдон мог поклясться в этом.
— Бэннер, то, что случилось в церкви, ужасно. Мне было так плохо, я больше страдал из-за тебя, чем из-за себя. Я понимал, каково тебе это пережить и что ты будешь думать обо мне.
— Ты опозорил меня и мою семью перед всеми.
— Знаю.
— Не думаю, что могу скоро обо всем забыть и тем более простить, Грейди.
— Но надеюсь, со временем сможешь, — после того как я хоть что-то объясню насчет Ванды.
— Не хочу ничего слышать. Уходи.
— Пожалуйста, Бэннер. Ну пожалуйста, выслушай меня. — Грейди облизнул губы и шагнул вперед, с мольбой протягивая к ней руки. — Я ужасно чувствую себя из-за ее смерти, из-за ребенка, и вообще… Я будто приговоренный к пожизненному заключению, которого внезапно освободили. Поверь: такая девица, как Ванда, для меня никогда ничего не значила.
— Так ты же с ней занимался любовью! — воскликнула Бэннер.
Грейди опустил голову.
— Знаю, знаю. Но поверь, с тех пор я жалею о каждом своем вздохе. Я был с ней один раз, Бэннер. Клянусь. Только один раз, — лгал он. — И это не было любовью, это что-то совершенно другое. Вряд ли я отец ребенка. Молю Бога, чтобы это оказался не я. Но нет никакой возможности доказать!
— Все это не важно. Главное, ты предал меня и любовь, в которой клялся.
— Я понимаю, тебе тяжело как женщине, как леди, понять такого рода страсть. — Грейди опустил глаза и поэтому не видел, как побледнела Бэннер. — Иногда такое случается. Прежде чем поймешь, что произошло, уже приходится сожалеть о случившемся.
Когда Грейди рискнул поднять голову и посмотреть, какое впечатление производит его признание, Бэннер уже отвернулась к окну.
— Это произошло так быстро, — поспешно продолжал он, полагая, что Бэннер молчит, размышляя над его словами. — Я поехал к ним купить немного виски. Она была дома одна. Она… Она… ну, ты можешь представить себе, как нескромно она вела себя. А я как раз возвращался после встречи с тобой. Я так ужасно хотел тебя. И когда Ванда… ну… Ну, я вообразил на несколько минут, будто целую тебя. Она не останавливалась, Бэннер, продолжала и продолжала, трогала меня. Мне не следует говорить с тобой о подобных вещах, я понимаю, но она трогала меня в интимных местах, понимаешь, и говорила мне такое, что…
— Пожалуйста, — прошептала Бэннер, ухватившись пальцами за край полки так сильно, что они заныли. — Прекрати.
Как издевка звучали теперь в ушах собственные слова Бэннер, когда она умоляла Джейка взять ее. Она умоляла, уговаривала, подбадривала, произнося все, что только могла придумать в тот момент. Бэннер даже дошла до того, что напомнила ему о его любви к ее матери. Обжигающие слезы ослепили девушку. Боже, неудивительно, что Джейк относится к ней с таким же презрением, как Грейди к своей проститутке.
— Бэннер, будь ты мужчиной, ты поняла бы меня. Когда дело доходит до определенной точки, пути назад нет. Мужчина теряет над собой власть. Я после этого ненавидел себя. Не мог поверить, что я это сделал. Клянусь, я не трогал Ванду и никакую другую женщину после нее. Я всегда хотел только тебя. Я люблю тебя.
Бэннер вытерла слезы. Настроение Грейди поднялось, он думал, что она плачет из-за него. Но Бэннер повернулась к нему и спросила:
— А чего ты хочешь от меня? Зачем ты пришел?
— Я хочу вернуть тебя. Хочу, чтобы мы поженились.
— Это невозможно.
Он упрямо замотал головой:
— Нет, возможно. Возможно, если ты простишь меня. Бэннер, умоляю тебя. Я сделал ошибку. Одну несчастную ошибку. Это был самый ужасный миг в моей жизни. Пожалуйста, не заставляй расплачиваться за него вечно. Обещай мне подумать. Я не могу жить без тебя. Я слишком сильно тебя люблю.
Бэннер изумилась, что слова Грейди Шелдона кажутся ей такими пустыми. А ведь несколько недель назад она думала, что любит его так же сильно, как он ее. Но любила ли она Грейди на самом деле? И что сейчас чувствует? Только жалость. А любовь? С каждой минутой это слово представлялось Бэннер все более бессмысленным. Оно применимо к совсем разным чувствам, наверное, потому, что люди не придумали другого всеобъемлющего слова.
И кто она такая, чтобы судить Грейди за его падение, когда сама пала не менее низко, чем он? Грейди предал ее любовь, да. Но разве Бэннер не предавала тех, кто ее любит? Родителей? Ма? Ли? Мику? И самого Джейка?
Джейк. В него она влюблена. И это надо признать.
Она любила Джейка всю жизнь. Это счастливое бурлящее чувство выплескивалось на поверхность, переливалось через край всякий раз, когда Бэннер видела его. Но это была естественная любовь, которую можно выражать открыто.
Но эта любовь — совсем другая. Она не принесла ей ничего, кроме несчастья. Такую любовь прячут. От нее нельзя ликовать.
Грейди предлагал ей выход. Выйдя за него замуж, она станет жить — ну если не счастливо, то по крайней мере снова жить. Она освободится от борьбы, рвущей ее сердце на части. Надо бы подумать о предложении Грейди. Он, конечно, уже не прежний щеголь, уверенный в себе и своем будущем. Позор его поступка еще долго будет преследовать его. Его извинения, похоже, искренни, но сможет ли она снова поверить ему?
Словно читая ее мысли, Грейди сказал:
