Лаки непонимающе покачал головой.
— Зачем?
— Потому что я груб, как дьявол. — Непримиримая грубость была состоянием, в котором он не смог бы признаться, особенно младшему брату, носившему прозвище благодаря немыслимому успеху у женщин[2].
— Я хотел проверить, можно ли ее разозлить, — пояснил Чейз.
— Ну и как?
— Нет. Она ничего не сказала. Даже не бросила ни одного сердитого взгляда. Просто обошла гостиную, спокойно собрала газетные листы и сложила их, чтобы можно было читать.
— Не понимаю. Ты говоришь о жене, которая терпелива, словно святая?
— Ты когда-нибудь пробовал жить со святой? С кем-то, кто так совершенен? Скажу тебе, Марси ненормальна. Почему она не взбесилась? — Чейз резко выдохнул. — Это настоящая нервотрепка. Я всегда начеку.
— Послушай, Чейз, если все это…
— Нет. Она подкрадывается ко мне.
Лаки захохотал так, что едва не упал с табурета.
— Подкрадывается к тебе? Ты имеешь в виду, как мы к Сейдж? Марси прячется в твоем шкафу, а когда ты открываешь его, выпрыгивает с криками?
— Не будь дураком.
— Тогда о чем ты говоришь?
Чейз чувствовал себя очень глупо. Он не мог рассказать Лаки, как однажды стоял в ванной, брился и вдруг заметил в зеркале отражение Марси. Он так резко обернулся, что порезал бритвой подбородок.
— Прости, я напугала тебя, Чейз. Мне казалось, ты меня не слышишь. — Она положила на полку стопку свежих полотенец. — У тебя кровь идет. Вот здесь.
Марси оторвала кусочек салфетки и приложила его к ранке на подбородке, и долго держала его, хотя Чейз стоял неодетый, раздражаясь от прикосновения ее пальцев к лицу.
И в тот самый момент, когда он уже не мог терпеть, она прошептала:
— Ну как?
В течение нескольких секунд кровь бросилась в голову Чейзу. Наконец он взял себя в руки и пробормотал:
— Лучше.
Чейз взял верхнее полотенце из стопки, которую принесла Марси, и обернул его вокруг себя с поспешностью Адама, пойманного за совершением первородного греха.
Нет, он не мог рассказать этого Лаки. Тот захотел бы узнать, почему Чейз не отнес свою жену на кровать и не занялся с ней любовью до потери сознания. Подходящего ответа не было. Чейз и сам хотел бы знать это.
Не обратив внимания на вопрос брата, он произнес:
— В ней нет ни капли скромности. Она бесстыдна. Помнишь, как много внимания уделяла женской добродетели бабушка? — Чейз злобно усмехнулся. — Слава богу, она ни разу не видела Марси.
— Черт побери, о чем ты говоришь? — Наклонившись, Лаки уставился в лихорадочно горящие глаза брата. — Уж не начал ли ты баловаться травкой?
Чейз оттолкнул его плечо. Лаки опять засмеялся.
— Ты дурак! Марси ведет себя как настоящая леди.
— Только не дома. Дома она слоняется голая, как сойка.
Лаки заинтересовался еще больше и наклонил голову.
— О, да?
Чейз не заметил, что брат слегка поддразнивает его. Он вспомнил, как несколько дней назад вошел в комнату Марси со своей рубашкой, к которой нужно было пришить недостающую пуговицу.
— Входи, — отозвалась она на осторожный стук в дверь.
Чейз переступил через порог и вдруг резко замер, столкнувшись с прекрасной розовой наготой жены. Он застал ее за укладкой волос. Ее руки были подняты над головой. Марси стояла перед туалетным столиком. Зеркало предлагало Чейзу ее вид сзади, так что картина предстала ему абсолютно полная.
Голубые глаза Марси изучали Чейза. Она ждала, что он сделает или скажет. Ему хотелось броситься к ней, прижаться к ее прекрасной плоти, но его воля оказалась сильнее желания. Если Марси могла так спокойно относиться к своей наготе, он не собирался уступать ей в этом.
Глядя поверх ее головы, ощущая, как участился пульс, Чейз спросил:
— У тебя коробка с иголками и нитками?
— Я с удовольствием починю тебе рубашку сама.
— Просто нужна пуговица. Я могу пришить. Так у тебя иголки с нитками?
— Конечно. Здесь.
Марси опустила руки. Волосы упали на гладкие прекрасные плечи. Маленькая коробочка со швейными принадлежностями оказалась позади Чейза. Марси могла обойти его, могла попросить его отодвинуться, но вместо этого прошла практически сквозь мужа, потеревшись об него. Каждая клетка тела Чейза превратилась в язычок пламени, обдав его яростью сексуального жара.
Сейчас одно лишь воспоминание об этом вызвало в нем тоску, желание прикоснуться к дерзкой груди Марси, погладить прозрачную кожу и выведать ее искусно закамуфлированную тайну.
Лаки помахал рукой перед лицом Чейза. Тот очнулся и раздраженно проворчал:
— Думаю, она слишком долго была старой девой. Это сделало из нее эксгибиционистку. Как тебе такое предположение?
— Похоже на фантастический рассказ, который я читал в «Плейбое».
— Черт тебя побери, Лаки! Я серьезно. Марси похожа на нимфоманку или на что-то в этом роде.
— Чертовски стыдно быть женатым на такой, верно? Я говорю, судя по твоим впечатлениям.
Лаки подмигнул.
Сарказм и жест брата вывели Чейза из глубоких раздумий.
— Она все время трется об меня. Помнишь нашу кошку, которая терлась о наши ноги, когда не было поблизости котов? Марси точно такая же. Она не может пройти мимо меня, не прикоснувшись ко мне. Словно ее мучает какой-то жар.
— Может, так оно и есть.
Легкомысленное замечание брата вывело Чейза из эротического транса.
— Что?
Лаки энергично прожевал несколько соленых орешков и проглотил их.
— Я сказал, может, так оно и есть. Девон утверждает, что женщина всегда, даже порой неосознанно, хочет забеременеть.
— Забеременеть? — с озадаченным видом повторил Чейз, затем уверенно покачал головой. — Она не собирается забеременеть. По крайней мере, лучше этого не надо. Я не хочу никаких детей. Не хочу ни говорить, ни думать об этом.
Ухмылка Лаки постепенно растаяла. Он тревожно взглянул поверх плеча брата. Вдруг его взгляд прояснился.
— Если говоришь о твоей леди, то она здесь.
— А?
Чейз проследил за взглядом Лаки и увидел Марси. Та стояла около входа в шумный, прокуренный бар, оглядывая балагурящую в предвкушении субботы публику. Когда взгляды Чейза и Марси встретились, на ее лице отразилось облегчение.
Как можно более независимой походкой она направилась сквозь группу мужчин к стойке.
— Так ты здесь, — Марси улыбнулась Чейзу. — Я узнала твою машину перед входом. Привет, Лаки!
— Привет. Я и не ждал, что Девон придет вместе с тобой. «Местечко» ей не нравится.
Марси рассмеялась.
— Я слышала. И на то есть свои причины. Но не волнуйся, как я понимаю, большинство случаев настоящей любви имеют весьма дурной источник.
