связали руки тонкой веревкой, а когда незнакомец очнулся, избили злоумышленника так, что он снова надолго потерял сознание.
Полома ничего этого не видел. Как только неизвестный перестал представлять для него опасность, префект возвратился к матери.
Соркро лежала поверх простыней, полностью одетая. Ее веки трепетали, точно крылья бабочки. Хэтти сидела на краю кровати, поглаживая руку госпожи и вслушиваясь в ее бормотание так внимательно, будто это были последние слова старой женщины.
Полома сел рядом с Хэтти, приложил ладонь ко лбу матери и удивился, насколько он холодный. Префект попытался послушать сердце. Оно почти не билось.
Мальвара встал, не в силах усидеть на месте. Глупо, но он подумал о вине, за которым послала его мать. Устыдившись, что забыл принести его, Полома извинился перед ней за этот промах.
Хэтти ничего не поняла и тепло улыбнулась ему.
— Она тобой очень гордится.
Эти слова означали, что Хэтти знает: Соркро уже умирает.
— Врач, — отрывисто сказал префект. — Я пошлю тебя за врачом!..
— Врач не поможет, — мягко возразила служанка. — Никто из нас не в силах что-либо предпринять. Теперь все зависит только от нее самой…
Полома ощутил себя посторонним. Словно здесь умирала вовсе не его мать… Он изо всех сил захотел что-то почувствовать, принять какое-то решение, куда-то побежать, но вместо этого остался стоять на месте беспомощный и безмолвный.
Будто его здесь вовсе нет.
Словно прочитав мысли Поломы, Хэтти сказала:
— Она знает, что ты здесь. Когда ты говоришь, она все еще слышит твои слова.
Это было совсем не то, что он желал сейчас услышать. Мальвара хотел, чтобы его мать умерла спокойно, чтобы она находилась без сознания, как тот ублюдок, проникший в его дом и пытавшийся убить его. Он хотел, чтобы Соркро ничего не знала о собственной смерти. Это все неправильно.
Префект почувствовал, как в груди поднимается волна ярости.
Он сжал зубы и стиснул кулаки.
— Ей все равно, — сказала Хэтти. — Она ничего не чувствует.
— Как ты можешь так говорить? — слабым голосом спросил Полома. — Откуда ты знаешь?…
— Потому что у твоей матери не отняли жизнь. Ее не застрелили и не зарезали. Она умирает от старости. Она измучена. Она испытала больше, чем может вынести человек.
Промокшая с головы до ног Гэлис возвратилась в Цитадель.
В ее комнате на первом этаже башни — с видом на город из одного окна и на восточный берег Фрей из другого — никого не было. Войдя, девушка увидела, что в камине разведен огонь, а на столе стоит бутылка вина.
Гэлис направилась прямо к столу, налила целую кружку и выпила вино залпом. Потом она начала снимать мокрую одежду, мечтая еще об одной горячей ванне.
— Я бы не стал пока заходить так далеко, — произнес Гош Линседд.
Гэлис подпрыгнула от неожиданности. Гош сидел на стуле, стоявшем у полки с картами и бумагами. Казалось, он только что пробудился после короткого сна.
— Надеюсь, тебе понравилось, что развели огонь. Я попросил, чтобы все было готово к твоему возвращению…
— Вот уж не ожидала тебя здесь увидеть, — сказала девушка. Ее голос прозвучал раздраженно. Она поняла это и добавила мягче: — Почему ты не вернулся в казармы со своими драгунами?
Гош весьма двусмысленно улыбнулся:
— Я думал, нам стоит обсудить случившееся.
Гэлис тяжело вздохнула:
— Так же говорил Полома.
Голос полковника напрягся.
— Так вот где ты была?…
Девушка смерила Линседда взглядом.
— Да, но его матери стало плохо, и мы не смогли все детально обсудить.
— С ней все в порядке? — Гош действительно выглядел обеспокоенным. — Может быть, ей нужен врач?
— Я не знаю, но думаю, что дело серьезное. Уверена, Полома позовет врача, если сочтет нужным.
Полковник кивнул и посмотрел на свои руки.
— Ты считаешь, что я поступил неправильно, приведя сегодня драгун в Седловину? Думаешь, я обострил ситуацию?…
— Послушай, Гош. Мне нужно переодеться и вообще привести себя в порядок, прежде чем вести умные разговоры.
Линседд быстро поднялся с места.
— Да-да. Разумеется. Почему бы тебе не… м-м… не закончить то, чем начала заниматься?… Поговорим завтра?
— Отличная мысль, — кивнула Гэлис. Полковник открыл было дверь и собрался уходить, но неожиданно остановился и спросил:
— Ты здесь нигде Кадберна не видала?
Гэлис удивилась, а потом поняла, что не встречала его уже дня два, а то и больше.
— Нет…
Гош пожал плечами.
— Что ж. Найдется, я уверен.
Девушка, неожиданно для самой себя встревоженная отсутствием Избранного, неуверенно проговорила:
— Да. Ты прав, конечно…
Но полковник уже закрыл за собой дверь.
Дождь продолжал лить и ночью.
Для колонистов-переселенцев шум капель, барабанящих по крышам их лачуг, больше походил на рев водопада. Впрочем, крыши с напором стихии справлялись неплохо, чего нельзя было сказать о стенах, выложенных кирпичом, изготовленным из сырой глины.
Часовые плотнее кутались в плащи: вода нещадно хлестала по лицам. Они понимали, что в такую погоду вряд ли кто рискнет проникнуть на остров. Те из них, кто замечал Ардена, идущего в лачугу Эриот, лишь кивали ему.
Эриот уже спала, тихонько посапывая. По сравнению со своим ночным гостем она походила на маленькую куклу. Арден склонился над девушкой, чтобы потрясти за плечо, но вода, стекавшая с него ручьями, закапала ей на лицо.
Эриот открыла глаза и непроизвольно дернулась.
— Это я, — успокоил ее Арден, стараясь говорить как можно тише.
Девушка окончательно проснулась.
— Конечно же, это ты, — ответила она сердито и села в кровати, закутавшись в одеяло.
Арден был для нее самым близким другом на всем белом свете. Они вместе с другими переселенцами купались голышом в реке без всякого смущения… но вот так, посреди ночи, в ее лачуге… нет, это совсем другое.
