тому подобным премудростям. Ни Мортимер, ни Пол об этом не знали. Если они вообще когда-нибудь о ней думали, то считали, что она, возможно, проводит свои дни в магазинах, сплетничает и участвует в обязательно-добровольных благотворительных обществах. А она вместо этого сознательно готовилась к тому дню, когда будет предоставлена самой себе.
Телефонный звонок в Торговую палату Северной Каролины позволил ей стать обладательницей пакета информационных сведений и нескольких газет из прибрежного района. Она углубилась в них, прочитав все вплоть до частных объявлений. Она и сама могла бы поместить объявление, думала она, когда огромный самолет начал снижаться над Норфолком, штат Виргиния, ближайшим к месту ее назначения аэропортом. Невеселая усмешка тронула ее губы, когда она в уме составила объявление:
На самом же деле она ответила на объявление менеджера маленькой картинной галереи. Последовала короткая переписка между Рейн и владелицей галереи Ребой Флинт, в ходе ее Рейн сообщила свои данные: машинопись, основы бухгалтерского учета, двухлетний курс истории искусств и четыре года работы консультантом в небольшом, но очень престижном художественном музее. На бумаге это выглядело не слишком внушительно. Имени Сторнуэй были открыты все двери в Калифорнии, но в деревушке Бакстон, соседствующей с Национальным приморским парком на мысе Хаттерас, она была никто.
После развода Рейн отказалась от фамилий Сторнуэй и Армс и стала называться Ларейн Эшби. Ее мать была из рода Эшби — такого же старинного в Калифорнии, как и Сторнуэй. Мортимер, патриарх вымирающего клана, с готовностью принял когда-то Элеанор Эшби в свою семью, но, когда та повела себя, на его взгляд, слишком своевольно, сделал все, чтобы супруги расстались…
Сосед Рейн пошевелился, задев ее. Она вздрогнула и отодвинулась подальше. Резко отвернувшись к окну, она, не отрываясь, стала смотреть на исцарапанную поверхность стекла. Ей слишком хорошо был знаком этот взгляд у Пола, чтобы стремиться увидеть его на лице другого мужчины. Когда самоуважения почти нет, совсем не хочется, чтобы тебе лишний раз напоминали, что ты просто холодная рыба и что твои единственные достоинства в глазах мужчины — это безупречное происхождение и перспектива получения неплохих сторнуэевских денег.
Хотя соседу она вроде бы понравилась; такое иногда случалось — и теперь, и раньше. Обычно мужчинам такого сорта хватало взгляда, который она выработала в себе в первый год своего выхода в свет. Ларейн не страдала ложной скромностью по поводу своей внешности. Пепельные волосы, ясные серые глаза, хрупкая фигурка и врожденный хороший вкус плюс необходимые средства для его удовлетворения — все это вместе делало ее довольно привлекательной женщиной. Черты ее лица были красивыми, но не впечатляющими, а сдержанный стиль одежды только подчеркивал их классическую правильность. Фигура, которая из тонкой превратилась просто в тощую, была едва ли сексапильной, но смотрелась элегантной и совсем ее не портила. Однако ум ее не был истощен, и именно он, а также новоявленное упрямство и должны были определить ее дальнейшую жизнь. Она только надеялась, что ее хозяйка не решила-таки за время их переговоров выйти замуж и оставить галерею своему брату.
С другой стороны, последний признавал, что ничего не понимает в руководстве галереей. Это давало ей шанс научиться работать прежде, чем он обнаружит, как мало опыта у нее самой.
Посадка была мягкой, и Рейн, ожидая, когда толпа пассажиров возьмет ручную кладь и направится к выходу, открыла сумочку, чтобы дотронуться до письма Сайласа Флинта, словно до талисмана. Все должно было получиться. Все мосты назад, в Сан-Франциско, были сожжены. Требования брата могли быть значительно более высокими, чем его сестры, поскольку он гораздо старше и опытнее. Рейн разговаривала с Ребой Флинт по телефону, и они обменялись письмами. Все, что Рейн знала о Сайласе Флинте, она почерпнула из присланной им короткой записки о том, что ее встретят на местном самолете и доставят на остров.
Сайлас Флинт. Она еще раз взглянула на записку, когда толпа уже начала редеть. Судя по имени, это был кто-то из поколения Мортимера. Скажите на милость, какая женщина за последние пятьдесят лет могла назвать своего младенца Сайласом? Но подпись совсем не напоминала паукообразные каракули Мортимера. Рейн представила себе сильную, энергичную руку, оставившую на листке твердый, уверенный росчерк.
Ну, каков бы он ни был, говорила она себе полчаса спустя, она может сработаться с ним. Она должна сработаться. Сколько можно втягивать голову, словно черепаха, как только чувствуешь, что посягают на твою кажущуюся безопасность — что повторялось вновь и вновь.
Вся усталость от долгого путешествия разом обрушилась на нее, когда она втиснулась в четырехместный самолет и вверила себя пилоту, которого послал за ней Сайлас Флинт. На пилоте были красные шерстяные носки с кожаной подошвой, и это несколько обескуражило ее.
Когда аэропорт исчез из виду, пилот прокричал ей в ухо:
— Откуда вы, мисс?
— Из Калифорнии, — пробормотала Рейн.
Он прокричал:
— Что?
— Я с Западного побережья, — громче сказала она в ответ. Рейн
Они продолжали громко переговариваться, пока летели вдоль прибоя, и пилот показал ей мост через залив Орегон — он был лишь бледной копией ее родного моста Золотые Ворота, но тоже по-своему очарователен. Пилот показывал ей крохотные деревушки на узкой ленте островов. Рейн восхищалась тем, как упорно цепляются они за полоску песка, отделяющую залив Памлико от Атлантического океана. Она немного почитала об этом районе, прежде чем уехать из дому, и знала теперь, что здесь находились поселения первых английских колонистов в Новом Свете, постоянно пополнявшиеся в начале тысяча шестисотых годов колонистами из поселения Джеймстаун в Виргинии и потерпевшими кораблекрушение моряками, которых выносило на берег и они смешивались с вымершими теперь индейцами.
Они миновали высокий маяк, чей черно-белый спиралевидный силуэт загадочно возвышался над прибрежным лесом, и через несколько минут уже приближались к посадочной полосе между высокими дюнами и густыми деревьями. Они неслись на головокружительной скорости, и, к ее ужасу, казалось, пилота совершенно не интересовала необходимость остановить самолет прежде, чем окончится посадочная полоса. У Рейн перехватило дыхание, когда пилот улыбнулся ей и прокричал следующий вопрос:
— Сайлас встретит вас?
— Мистер Флинт? Да, по крайней мере, он так обещал. Вы знаете его?
Ее голос напоминал предсмертный стон. Она никогда раньше не летала на самолете и должна была признать, что предпочла бы спокойный роскошный лимузин с шофером ревущему, пропахшему бензином двигателю прогресса, который нес ее к концу путешествия.
— А как же! Тут все всех знают. Да почти все они родственники. Уж, по крайней мере, так было, пока у нас тут не появились шоссе и мост. Теперь все по-другому — много разных людей понаехало. Да, свежая кровь никому не повредит. А то у нас как стоячее болото.
В качестве новичка, который должен вдохнуть в эти места новую жизнь, Рейн не нашла что ответить на его замечание. Вместо этого она начала собираться, поскольку они, в конце концов, остановились прямо, как ей показалось, посреди голого поля. Когда пилот помог ей выбраться из самолета, она обнаружила, что кругом и вправду ни души. Он опустил ее чемоданы на песчаную полосу и сообщил, что сейчас же улетает обратно, так как у него чартерный рейс на соседний остров Окракок, а он и так уже опаздывает.
— Старина Сайлас прибудет через минуту. Вообще-то он человек жесткий, но надежный. Держу пари, он уже отправился, когда мы пролетали над его домом. Вы посидите спокойно, милочка, и если он не покажется через пять минут — вот там телефонная будка: звякните ему и разбудите.
Он небрежно помахал ей и скользнул в самолет, чтобы отправиться за следующим пассажиром, оставив ее наблюдать за сгущавшимися облаками.
Внезапно почувствовав себя совершенно измученной, Рейн уронила один из чемоданов и положила сумочку на другой.
