ослабления внутренней силы сепаратного царства евреев, казалось бы, план этот был достоин великого своего автора.
Но все это лишь с точки зрения общечеловеческой, с еврейской же, как мы увидим ниже, дело представилось совершенно в другом виде. Сила, однако же, говорят, не в проекте, а в осуществлении его. Тут-то зоркий законодатель, к сожалению, очутился в совершенно темной для него области, по которой он бродил ощупью и, кроме промахов, ничего совершить не мог.
Тут Наполеон действовал по соображениям, вытекающим из упомянутого ошибочного понятия о значении раввинов, вследствие чего, сам того не подозревая, он в предпринятых против еврейского знамени средствах придал им еще новую, неодолимую силу.
Считая раввинов полновластными хозяевами в делах еврейской религии и надеясь осуществить свой план посредством их духовного авторитета, Наполеон прежде всего счел нужным позаботиться об организации и увеличении раввинской власти. Для достижения этой цели он в 1806 году учредил в Париже Синедрион из 71 раввина по образцу древнего Иерусалимского.
Евреи, думал Наполеон, встретят в этом трибунале ту высокую духовную беспредельную власть, которой они беспрекословно должны подчиняться по требованиям ими исповедуемого талмудического закона. Для правильного же отправления этой власти по всей империи скоро были учреждены провинциальные консистории с дисциплинированной раввинской иерархией.
И вот, окончив предварительную работу и запасшись самым благонадежным, по его мнению, орудием, властелин Франции, которому в то время все беспрекословно покорялось, надеялся уже увеличить свою славу бессмертным венцом реформатора иудейства. Но эта светлая надежда жила недолго: скоро настало время, когда она погасла и улетела как дым.
Однако же, не следует думать, что раввины или Синедрион позволили себе перечить делу или оказывать неповиновение требованиям сильного повелителя. Напротив, раввины без серьезного сопротивления подтверждали и подписывали все, против чего многие из них скоро сами протестовали[112].
Благодаря этому обстоятельству минута разочарования Наполеона в его надеждах наступила лишь тогда, когда слово должно было превратиться в дело, когда евреи должны были доказать на деле, что они действительно признали французов себе равными и что они готовы вступить с ними на желаемый Наполеоном путь естественной ассимиляции.
Другими словами, дело разъяснилось лишь тогда, когда, согласно третьему пункту плана Наполеона, стали требовать, чтобы один из трех еврейских браков был смешанным между евреями и французами. Тут вдруг вышло, что признать французов братьями и вступить с ними в семейное родство – дело немыслимое, невозможное для еврея; оно, с точки зрения евреев, оказалось все равно, что принести еврейскую религию в жертву Христианству.
Вот тогда Наполеон, наконец, узнал, что авторитетом раввинской власти и йоты нельзя переменить в еврейской религии и что Синедрион в Париже принадлежит к продуктам произвольной фантазии людей, не знающих ни законов, ни истории евреев.
Поражённый полной неудачей и убеждённый, что разорвать внутренние узы замкнутого в себе иудейства нет возможности, Наполеон в 1808 году издал указ, в котором он приступал к решению еврейского вопроса совсем с другой точки зрения.
В этом указе он подвергал ограничению векселя, находящиеся в руках евреев на христиан, запрещал евреям отпуск денег под залог служащему классу, стеснял переход евреев с одного места в другое и пр. – одним словом, в указе от 1808 года Наполеон стал искать спасения местного населения от гнета евреев в тех же мерах, которыми история всегда и везде встречала последних.
Но это было скоропреходящей грозой для иудейства. «Бог пошлет врагу нашему горе, при котором он забудет про нас», – твердят всегда евреи, когда кто-либо восстает против их обычного порядка, и слово это не опоздало осуществиться. Со стремительным падением Наполеона действительно все пришло в забвение. Осталась лишь учрежденная Наполеоном еврейская мнимо духовная организация.
Этому новому зданию не суждено было пасть вместе со своим учредителем, ему суждено было превратиться в орудие для ограждения еврейского знамени от врага гораздо более опасного не только Наполеона, но и Навуходоносора, Амана и всех прочих врагов, с которыми иудейство когда-либо встречалось на пути своей исторической жизни.
В начале нынешнего века Христианская цивилизация неодолимой силой стала завоевывать себе почву в темном талмудическом царстве, разрывая его внутренние силы и подвергая его не насильственному, а естественному разложению. В среде евреев, получивших европейское образование, «религия еврейская лежала, – как говорит Д. Штерн, – разбитыми скрижалями, обряды – разорванной цепью, а внутренние узы, в силу которых евреи всегда жили один за всех и все за одного, были совершенно расторгнуты».
Явившиеся тогда на спасение изнемогающего талмудического знамени Мендельсон, его последователь Фридлендер и пр. энергичным своим старанием не смогли возбудить в высшем еврейском слое национально-патритического чувства и отклонить руку могучего врага. Они сами скоро были увлечены общим стремлением и переходом своим в Христианство усилили потрясение иудейской почвы[113].
Для спасения иудейства недостаточны были силы отдельных людей, хотя бы с таким значением, как Мендельсон, Фридлендер и другие. Тут требовались дружные силы не частного, а официального представительства.
Скоро в такое орудие для иудейства превратилась учрежденная Наполеоном мнимо духовная иерархия.
Кто знает иудейство, тот убежден, что в нем решительно нет места для какой-либо духовной иерархии и что по самому органическому устройству иудейства в нем никогда не может существовать учреждение или лицо, облеченное духовной властью ни относительно ныне существующих обрядов, ни относительно порядка при исполнении религиозных треб вообще, ибо и то и другое, т. е. и само исполнение обряда, и забота об устройстве к нему относящейся обстановки вменены в обязанность каждому еврею как средство к его личному искуплению[114].
Обрезание, бракосочетание, погребение мертвых, исполнение пасхального обряда, моление над чашей, очищение женщины, совершение общественных и частных молитв в синагогах и все прочие ныне в иудействе существующие обряды были достоянием мирян еще во время существования царства, храма и Синедриона.
Право на это духовное достояние подтверждено за каждым евреем законами Моисея, Мишны, Талмуда и всеми древними и новыми толкователями и комментаторами этих законов. На этом основании еврей
