— Разве недостаточно того, что завтра, рано утром, я выступлю с этим в суде, чтобы зажать Джеймса Финнегэна в тиски? Разве ты не можешь подождать до завтра, любимая?
Дженика ерзала у него на коленях.
— Полнолуние имеет какое-то значение? Я не могу ждать до завтра. Ты действительно распалил меня, Лестер.
Лестер погладил ее плечи.
— Разве мы не за этим приехали сюда?
— Ах, оставь свои уловки, — попросила Дженика. — Лучше скажи мне, что означает полная луна.
— Завтра утром я уеду очень рано, — ответил он. — Перед заседанием необходимо сделать несколько звонков. Может быть, у тебя случайно есть карманный календарь?
— Да, я ношу его в сумочке. Ну, в самом деле, Лестер, ты должен мне сказать, что тебя так взволновало.
— Принеси календарь, — попросил Лестер и вновь включил свет. Дженика соскочила с его колен, вынула маленькую сумочку из саквояжа, достала календарь и протянула его Лестеру.
— Прекрасный календарь, — похвалил он и стал его перелистывать.
Дженика, с сигаретой в руке, стояла голая перед Лестером, нервно переминаясь с ноги на ногу. Наконец она села возле него на кровать.
— Нашел! — воскликнул Лестер и постучал пальцем по одной из страниц карманного календаря. — Я это знал! 12 марта не было полнолуния. И если мне удастся еще разыскать подтверждение, что небо в ту ночь было обложено тучами, тогда, возможно, я смогу уличить Финнегэна в том, что с расстояния в шестнадцать футов он не был в состоянии различить, чем занимался преступник.
— Так вот в чем дело! — промолвила Дженика и теснее прижалась к Лестеру. — Я хочу обратить твое внимание, господин защитник, что ты первый заговорил о процессе.
— Ах, забудь про это, — ответил Лестер и бросил карманный календарь на ночной столик. — Теперь ни слова об этом, любимая.
Они докурили свои сигареты, опустошили стаканы с шампанским. Но Дженика чувствовала, что Лестер был все еще далеко со своими мыслями. Это раздражало ее: она иначе представляла себе их ночь.
Дженика, обольстительно глядя на Лестера, начала гладить и возбуждать его. Она хотела вкусить и второй акт этого восхитительного бурного спектакля, и Лестер не мог устоять перед ее горячим язычком, ее безумными страстными ласками. Он упал на кровать, бросил Дженику на себя, вошел в нее, а она, подчиняясь природному инстинкту, двигалась на нем, пока вся сила накопившегося в ней сладострастия не вылилась с отчаянным криком освобождения. Лестер также достиг наивысшей точки наслаждения. Он резко выпрямился и сдавленно застонал.
В эти секунды они не замечали ничего вокруг: убогую обстановку, резкий свет и даже полную луну, которой Лестер придавал недавно столь серьезное значение.
— Я люблю аромат твой кожи, — шептал он, когда они снова лежали рядом в расслабленной неге. — Я люблю твои руки, твои губы, твои волосы…
— Говори, говори мне это, Лестер, — просила Дженика, прижимаясь к нему. — Я просто не могу себе представить, как буду жить без тебя.
— А кто этого требует, крошка? — Он тихо рассмеялся. — Я думаю, что мы долго-долго будем вместе.
— Это хорошо. Я согласна, — счастливым голосом отвечала она. — Но теперь извини, мне необходимо на несколько минут в ванную, и горе мне, если паук еще там.
— Его больше нет, — заверил Лестер и уставился в потолок. Дженика почувствовала, как он снова отдаляется от нее и что мысли его заняты процессом. — Я достану этого Финнегэна, — сказал Лестер, когда Дженика опять легла рядом с ним. Широкая полоска лунного света упала на постель. — У меня есть совершенно определенная теория. И, собственно говоря, эта мысль давно таилась в моем подсознании. Но она так сверхъестественна, что я не хотел допускать ее.
— Что ты имеешь в виду? — поинтересовалась Дженика. — Ты не хочешь поделиться со мной?
— Подожди до завтра, дорогая, — попросил Лестер. — Ты ведь знаешь, что я не имею права на тебя влиять. Теперь я действительно ничего не скажу. Но немного удачи, и я уличу преступника, а Бостон Бэрнс станет свободным.
— Это было бы чудесно, — промолвила Дженика.
— Тебе надо позвонить в регистратуру и распорядиться, чтобы нас разбудили в шесть утра, — проговорил Лестер. — Я на самом деле должен быть спозаранку на ногах. Предстоит еще сделать уйму дел.
— Наша дивная ночь, — тихо произнесла Дженика.
— У нас еще будет много таких ночей, — пообещал Лестер. — И если все произойдет, как я задумал, то процесс скоро закончится. Тогда нам уже никто не сможет запретить видеться.
— Я полагаюсь на тебя, — сказала Дженика и потянулась к телефонной трубке.
Когда она на следующее утро проснулась от телефонного звонка, то охотно бы продлила те восхитительные минуты, которые они пережили. Но Лестер уже был в ванной. Дженика поблагодарила дежурного за то, что он разбудил их, затем, довольная, вытянулась на постели и зевнула.
Это было так чудесно — засыпать рядом с Лестером, и она с радостью проснулась бы рядом с ним, разбуженная его нежными поцелуями. Но звук электрической бритвы Лестера, доносившийся из ванной, был каким-то угрожающим.
Дженика вздохнула. Она влюбилась в адвоката и должна была согласиться с тем, что его работа была для него очень важна. Ничто не могло оказать более губительного воздействия на интимную связь, чем безразличие женщины к профессиональным занятиям партнера. Дженика знала это.
И она проявляла неподдельный интерес к делам Лестера. Это было так волнующе, особенно ее возбуждало то, что в одном из процессов и она сыграла маленькую роль.
Когда Лестер вышел в брюках из ванной, он уже принял душ и благоухал туалетной водой для бритья. Он наклонился к Дженике и поцеловал ее. Это был поцелуй, полный любви, но не страсти. Дженика поняла это, однако ничего не сказала.
Она знала, что Лестер торопится: ведь сегодня у него в программе нечто очень важное. Да и ей самой следовало поторапливаться, чтобы вернуться в Нью-Йорк и успеть на заседание. Дженика была сильно заинтригована тем, что собирался сделать Лестер.
Очутившись уже дома и переодеваясь, Дженика сняла с себя парик, и тут она обнаружила, что потеряла одну клипсу. Эти красивые клипсы — черный оникс в золоте на маленьких золотых цепочках — подарил ей отец ко дню восемнадцатилетия.
Дженике всегда нравились оригинальные украшения, и теперь она была огорчена. Ясно, что эта клипса осталась где-то в номере мотеля. Но, во-первых, уже не было времени туда возвращаться, а, во- вторых, она немного сомневалась в честности персонала. Но когда Дженика надела простой серый костюм, она все же вдела украшение в одно ухо. «Сейчас это модно и выглядит даже шикарно», — решила Дженика. Затем отправилась в дорогу.
В это утро Лестер просто крутился волчком: повсюду звонил и обеспечил себе пару документов. Он был как заведенный, словно принял сильный допинг; но прежде всего Лестер замечательно чувствовал себя после этой чудесной ночи любви. Его голова работала ясно, и он блестяще владел собой. Уже в мотеле у него зародилось определенное подозрение, которое становилось все более твердым.
В это утро Лестер, как говорится, в последнем броске ворвался в здание суда и, точно рассчитав, столкнулся в коридоре с судьей Майлсом.
— Хорошо, что я вас встретил, ваша честь, — слегка задохнувшись, приветствовал он судью. — Я должен сегодня еще раз вызвать Джеймса Финнегэна в качестве свидетеля.
Старый судья посмотрел на Лестера поверх очков в золотой оправе.
— Опять? Что это, черт возьми, должно означать, мистер Кинг? Вы этого парня выжали, как лимон. Там больше ничего не осталось.
Лестер нервно вертел в руке клипсу, которую он случайно нашел в ванной комнате мотеля и, не
