Потом она решила снова поискать среди карточек пациентов, но сначала вернулась к шкафу с фотоальбомами. Пересиливая отвращение, она пролистала все двенадцать альбомов с начала до конца, но все же быстро и бегло. И хоть Шарлотта не знала, что увидит, ей приходилось время от времени делать глубокий вдох, чтобы прийти в себя. Она надеялась, что где-нибудь между страниц окажется фотография, или записка, или что-то еще, что могло бы ей пригодиться, но этого не случилось. Поэтому, когда она закрыла последнюю страницу последнего альбома, у нее возникло чувство, будто этим она навсегда закрыла страницу в жизни троих мальчиков.
В этот момент фрау Манхаут сдалась. У нее не было больше ни сил, ни смелости, чтобы искать дальше. Оставшееся время она хотела провести с Михаилом, Гавриилом и Рафаилом. А когда доктор вернется домой, будет видно. Там будет видно.
Она поставила последний альбом обратно в шкаф, и тут ее взгляд случайно упал на стопку журналов на другой полке. Это были научные журналы на английском языке с такими названиями, как
До тех пор, пока она не положила журналы на место. В этот момент ее взгляд упал на фотографию. Этот портрет был на обложке номера
— Mammalian, — повторила она вслух, и ей в голову пришло французское слово «mammalien». То есть относящийся к млекопитающим. «Генетические эксперименты с эмбрионами млекопитающих». Статья должна была называться примерно так. По телу пробежала дрожь. Она посмотрела на дату на обложке. Журнал вышел в марте 1982 года.
С нарастающим любопытством она стала листать и другие журналы. Во всех встречалось имя доктора, а в некоторых даже была его фотография. Одна и та же фотография. Обычное фото на паспорт. Некоторые из статей доктор написал сам, но большинство оказались написанными о нем. Его называли «известным генетиком» университета в Ахене, где он, судя по всему, и проводил в начале восьмидесятых годов необычные эксперименты с эмбрионами. Все авторы, один за другим, хвалили доктора, а часто даже восхищались им. Но неожиданно тон статей изменился. Это она поняла по словам, которые в них использовались: «расследование», «фальсификация», «мошенничество», «хаос». Эти слова шокировали ее. Особенно два последних слова. Мошенничество и хаос.
Шарлотта снова почувствовала, как по спине пробежала дрожь, а когда взглянула на дату на журнале, у нее перехватило дыхание: 3 июня 1984 года. Это было за три месяца до рождения Михаила, Гавриила и Рафаила. За три месяца до возвращения доктора в Вольфхайм.
Она машинально вырвала статью из журнала.
Мошенничество и хаос. Хаос и мошенничество. Она снова и снова повторяла про себя эти слова, чтобы найти связь. Особенно слово «мошенничество» заставило ее задуматься и даже успокоило. Ведь это означало, что доктор, так или иначе, совершил обман. Что он наобещал людям невозможного. Это было уже что-то.
Вдруг ей вспомнились и другие слова. Как же он сказал тогда? Это было в тот раз, когда она заговорила с ним о ране на спине у Гавриила. Она сказала тогда:
— Я не верю вам.
Или:
— Я вам больше не верю.
Теперь и вы тоже во мне сомневаетесь?
Он сказал что-то подобное.
У нее появилась зацепка. Не более того. Но даже это было больше, чем Шарлотта ожидала. Она могла выяснить больше. Попросить кого-нибудь перевести статью. Связаться с университетом в Ахене. Все это она решила сделать. Но не наспех. Это она тоже твердо решила. Ей нельзя ошибиться. Сегодня вечером, вернувшись домой, она начнет расследование. У нее в запасе целое воскресенье. Только в понедельник утром, когда первые пациенты, возможно, известят доктора о происшествии на пересечении трех границ, ей придется с ним объясняться. Но до этого времени Шарлотта надеялась продвинуться уже далеко. Даже если и нет, у нее было бы время. На самом деле, уже не имело большого значения, уволит ли ее доктор.
В ту субботу доктор вернулся домой в половине шестого. Фрау Манхаут в это время была в классе с Михаилом, Гавриилом и Рафаилом. После того как мальчики около двух часов дня проснулись и пообедали, она повела их наверх, но не стала проводить уроков. Мысли мальчиков были где-то далеко, да и она сама не могла сконцентрироваться. Фрау Манхаут почитала им вслух. Из детской Библии она выбрала историю о Давиде и Голиафе. О том, как обычный пастушок смог справиться с великаном.
— Если не хватает силы, надо быть умным, — сказала она, дочитав рассказ.
Потом она дала мальчикам задание нарисовать к нему картинку.
— А какого точно роста был великан? — захотел узнать Гавриил.
— Три метра. Выше этого, — показала она, подняв руку как можно выше вверх.
— Тогда он не поместится у меня на листочке.
— Надо рисовать в пропорции. Все должно быть меньше, чем на самом деле.
С этим у них всегда возникали сложности. То, что у них в голове было большим и настоящим, они не могли вот так запросто превратить во что-то маленькое и плоское. Они могли воображать себе лишь реальное.
Фрау Манхаут нарисовала Давида, а рядом с ним великана в четыре раза больше него.
— Но это же все равно не великан. Он ведь слишком маленький! — закричал Гавриил.
— Просто перерисуй его.
Она заметила, что сегодня у нее не хватало терпения. Разумеется, она нервничала. То и дело смотрела на часы. Кусала ногти. Приоткрыла окно и каждый раз замирала, когда какая-нибудь машина замедляла ход.
Около пяти часов Шарлотта не выдержала. Она подозвала к себе тройняшек и задала им несколько вопросов. Хотела подготовить их и не стала говорить: «Представьте себе, что кто-нибудь однажды спросит…» Она прямо спросила:
— Что вы думаете о вашем отце?
— Он злодей.
— Почему?
— Он делает разные плохие вещи.
— Какие вещи?
— Иголками. Он колет нас иголками. Длинными иголками.
— И всё?
Они немного подумали, но не смогли рассказать ничего больше. Это привело ее к мысли, что и на самом деле ничего больше и не было. Всем ее обвинениям вряд ли можно найти подтверждение. Да, получалось, что он безответственно вел себя по отношению к детям. И даже бесчеловечно. Вот и всё. Но как именно ей было доказать подобное? Он никогда не срывался на них. Он ни разу не шлепнул ни одного из них. Единственное, что он делал, это постоянно их обследовал. Кроме этого, он почти никогда не выпускал их из дома. Но разве это было преступление? Разве это было наказуемо?
Она глубоко вздохнула и попыталась переключиться на что-то другое. Казалось, голова сейчас разорвется.
Мошенничество и хаос. Вот на чем надо сосредоточиться.
Когда в половине шестого вечера у двери остановилось такси, фрау Манхаут подошла к окну. Сердце стучало у нее прямо в горле. Доктор вышел из машины, и она инстинктивно сделала шаг назад, чтобы он ее
