– Но ты ведь знаешь, что он ответит мне. Кроме того, он их никогда не видел. А ты видела, ба. Ты помнишь.
– Господь разрушил их в своей безграничной мудрости. Ты не должен больше спрашивать меня об этом. А я – отвечать тебе.
– Но я же не спрашиваю, я только прошу! Скажи, какими они были?
– Они были очень, очень большими. Сотня таких Пайперс Ранов не составила бы и половины большого города. Справа и слева по дорогам ходили пешеходы, а посередине ездили автомобили. Огромные здания, казалось, доставали до неба. Улицы были шумными, в воздухе носились разные запахи, и сотни людей спешили туда-сюда по тротуарам. Мне всегда нравились города. И никто в то время не называл их порочными.
Лен во все глаза глядел на бабушку, стараясь не упустить ни единого слова.
– Там были большие кинотеатры, просто громадные, а в магазинах было все, что угодно, в ярких блестящих пакетиках. В любой день можно было пойти и купить такие вещи, которые тебе и не снились, Ленни! Белоснежный сахар – ничто по сравнению с ними. Специи, свежие овощи в любое время года, даже зимой, замороженные в маленькие брикетики. И чего только не было в магазинах! Не знаю даже, с чего начать: одежда, игрушки, электрические мойки для посуды, книги, радио, телевизоры… – она немного подалась вперед, глаза ее блестели.
– Рождество! О, Рождество с его украшениями, лампочками в витринах и окнах, подарками! Все красочное и сияющее, радостные лица вокруг! Это не было порочным. Это было восхитительным.
Лен слушал с открытым ртом. Вдруг он услышал чьи-то шаги и понял, что сюда идет отец. Он пытался заставить бабушку замолчать, но она, казалось, забыла о его присутствии.
– А по телевизору показывали ковбоев. Музыка, леди в красивых платьях с открытыми плечами. Как я мечтала тоже одеть такое, когда вырасту… Книги с картинками, закусочная мистера Блумера с мороженым и шоколадными кроликами…
– Это ты заставил бабушку рассказывать? – строго спросил отец.
– Нет, не я, честное слово! Она сама начала, про свое красное платье.
– Легким, – продолжала бабушка, – легким, красивым и удобным – таким был мир. А потом это все исчезло. Так быстро…
– Мама! – окликнул ее отец. Бабушка обернулась, и взгляд ее сначала ничего не выражал, потом в глазах вспыхнули живые огоньки, словно маленькие искорки.
– Эх ты, плоская шляпа, – сказала она.
– Нет, послушай, мама…
– Я не хочу вновь носить ее. Я хочу красное платье, телевизор, фарфор и еще много-много всего! О, то было чудесное время. Как бы мне хотелось, чтобы оно длилось вечно.
– Но все-таки оно закончилось. А ты – старая глупая женщина, и не тебе рассуждать о милости и немилости Господней!
Отец был очень рассержен и обращался больше к Лену, чем к матери.
– Ответь мне, помогли тебе выжить все эти безделушки, о которых ты так часто жалеешь? Помогли они людям в городах? Помогли, я спрашиваю?
Бабушка отвернулась и не отвечала. Отец спустился вниз и встал напротив нее.
– Не притворяйся, что не слышишь меня, мама. Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Отвечай! Помогли?
Из глаз бабушки полились слезы и погасили живые огоньки.
– Я всего лишь старая женщина, и ты не должен кричать на меня, да еще в субботний день.
– Мама, помогла вся эта дребедень выжить хотя бы одному человеку?
Бабушка опустила руку и размахивала ею из стороны в сторону.
– Тогда я сам отвечу: нет! Разве не ты рассказывала мне, как в магазинах исчезла еда, а машины на полях не могли работать, потому что не было топлива. И выжили только те, кто делал все своими руками; они же показали нам путь к миру и очищению перед Господом. А ты осмелилась насмехаться над этим народом! – отец топнул ногой. – Не удивительно, что мир пал, как шоколадные кролики!
Отец обернулся, приглашая Лена разделить возмущение и гнев, охватившие его.
– Есть хоть малая толика благодарности в ваших сердцах? Или вам мало того, что вы здоровы, у вас нет недостатка в еде и есть теплое жилище? Что еще должен дать вам Господь, чтобы вы были счастливыми?
Дверь снова отворилась. На пороге появилась мать Колтер, полная и розовощекая, в тугом белоснежном чепце.
– Илайджа, – укоризненно сказала она, – ты осмелился повысить голос на свою мать, да еще в субботний день?!
– Меня вынудили, – отдышавшись, сказал отец и продолжал уже более спокойно, обращаясь к Лену, – марш в конюшню!
Сердце Лена ушло в пятки. Опустив голову и тяжело переставляя ноги, он побрел через двор.
Мать вышла на крыльцо:
– Илайджа, сегодня суббота!
– Это пойдет ему на пользу, – тоном, не допускающим возражений, парировал отец. – Предоставь это мне.
