— Любит… тебя. Всегда… любил. И ты…
Он сразу как-то ослаб, пальца стали почти безжизненными.
— Брент, ну пожалуйста! — Дон зарыдала, теперь уже во весь голос.
«Так она меня не услышит!» — озабоченно подумал Брент, чувствуя, что начинает куда-то проваливаться. А надо еще успеть сказать, что Скотт предупреждал его насчет машины.
— Скотти! — прохрипел он.
— Ты хочешь ему что-то передать?
— Он… знал… мой проект… плохой… Знал… ненадежна… Пытал-ся… Пытал…
Не разобрав, что хотел сказать Брент, Дон запротестовала:
— Нет, нет! Скотти никогда не сделал бы тебе ничего плохого!
«Сам не понимает, что говорит!» — подумала она.
— Он… знал… машина деф… негод… — И замолчал окончательно.
Бред какой-то! Если бы Скотт видел, что машина опасна на ходу, что в ней какой-то дефект, он не позволил бы ему в нее сесть!
— Брент! — в ужасе закричала Дон. Она не слышала приближающихся шагов, не сразу поняла, о чем ей говорят медицинские сестры.
— Мадам, вам пора. Сейчас придет доктор.
— Ну еще минуточку! — Ей стало страшно. Если она сейчас уйдет, то уже никогда не увидит его живым.
Дон провела еще две минуты у постели умирающего мужа, но мысли ее были не о нем. Она лихорадочно думала: «Скотт никогда не мог бы сознательно подставить друга. Он не такой. Не стоит ему об этом даже рассказывать!..»
Вошел врач, мягко помог Дон подняться, проводил ее до дверей палаты.
— Вам надо отдохнуть, мадам! — произнес он отеческим тоном. — Ближайшие дни для вас будут трудными, вам следует беречь силы. — Он мельком бросил взгляд на Брента, покачал головой. — Вы ему ничем не можете помочь. Он впадает в кому. Как можно с вами связаться? Вы остановились у родственников, друзей?
— Нет. У меня тут никого нет.
Она поблагодарила врача и вышла в коридор. Никогда еще ей не было так одиноко. Дон бессильно прислонилась к стене и прикрыла глаза, из которых снова хлынул поток слез.
Скотт появился к вечеру и сразу взял все в свои руки. Перевез ее в отель — как она ни протестовала.
— Ты должна отдохнуть, Дон! Бренту лучше не будет, если еще и ты свалишься!
— Ты такой практичный, такой расчетливый! У тебя всегда все правильно. Ненавижу! — набросилась на него Дон.
«Я сам себя ненавижу, — горько подумал он. — И зачем только я дал ему деньги? Ладно, не время распускаться».
— Можешь ненавидеть сколько хочешь, но в постели, — твердо сказал он. Взял ее за плечи, подвел к кровати, уложил, накрыв одеялом.
Дон почти сразу провалилась в сон. Проснулась, когда за окном уже совсем стемнело. Вспомнив, где она и что ее сюда привело, мгновенно вскочила, надела туфли…
Скотт сидел за журнальным столиком в другой комнате, что-то читал. Сердце его сжалось, когда он увидел Дон: всклокоченная голова, мятая одежда, какой-то дикий взгляд…
— Ты куда? — мягко спросил он.
— Обратно в госпиталь.
Он отложил журнал, подошел и взял ее за руку:
— Дорогая, ты сейчас там не нужна. — В голосе его было сочувствие, в глазах — досада: он ничем не мог облегчить ее боль.
Дон почувствовала, что сейчас опять разрыдается, но сдержалась.
— Если бы ты был в таком состоянии, я была бы рядом. И Брент меня бы не удерживал.
— Ладно! — вздохнул он. — Я тебя отвезу. Только учти — там уже, наверное, полно репортеров.
Ну разумеется! Пусть Брент — полузабытая знаменитость, зато она пользуется в Европе большой популярностью.
— Мне все равно, — устало отозвалась Дон. — Я должна быть с ним.
— Хорошо, дорогая. Едем.
Через четверть часа они уже были у госпиталя. Скот оказался прав: их тут же окружила толпа корреспондентов и операторов. Одни были с блокнотами, другие — с портативными магнитофонами, третьи протягивали к ней микрофоны. Она не стала отвечать на их вопросы, не обратила внимания на объективы фотоаппаратов и видеокамер, Скотт растолкал толпу, провел ее в здание. Когда они подошли к палате Брента, из нее вышел врач. По его лицу Скотт сразу все понял.
Сморщившись от подступивших слез, он бросил взгляд на Дон, обнял ее за плечи:
— Мужайся, детка!
Дон посмотрела на врача, поняла, почему он печально качает головой.
— Нет! — закричала она.
— Мне очень жаль, мадам! — тихо сказал врач. — Вас должно утешать то, что его мучения закончились. — Он говорил что-то еще, но Дон уже ничего не слышала.
— Я должна его увидеть! Понимаете? Должна! — Она перевела взгляд со Скотта на врача, потом опять на Скотта, вырвалась из его рук, бросилась в палату.
— Брент! — Дон думала, что уже подготовила себя к худшему, но, оказывается, все-таки, несмотря ни на что, надеялась. Она отказывалась поверить в его смерть.
Скотт с врачом вывели ее из палаты. Она вдруг с криком упала на пол и зарыдала. Скотт попытался ее поднять, Дон его оттолкнула.
— Я сейчас дам ей успокоительного! — С этими словами врач бросился куда-то по коридору.
— Мы будем в приемном покое, — пробормотал Скотт и снова решительно наклонился к ней. Поднял на руки, понес. Если бы он мог принять на себя ее боль!
Дон как-то обмякла.
— Он умер, Скотти! — прошептала она странно равнодушным голосом. — Он умер. — Лицо ее было бледным, зрачки расширились.
— Понимаю, детка. Сочувствую. — Скотт положил ее на диванчик в приемном покое.
Она схватила его за отвороты кожаной куртки:
— Почему, Скотти, почему? Зачем ему было умирать?
— Не знаю, крошка. Сам бы хотел знать.
Вошел врач, за ним сестра со шприцем. Скотт не выпускал Дон из рук, пока ей делали укол.
— Подействует быстро! — Доктор ободряюще похлопал Дон по руке, взглянул на Скотта: — Вы можете отвезти ее домой, если хотите. Тут больше… Сами понимаете.
— Да, да, — механически сказал Скотт. — Я оставил свою карточку у сестры. Если что, звоните мне, а не мадам Грэм.
Врач кивнул, и Скотт, подхватив Дон на руки, вынес из госпиталя. К его удивлению, репортеры, ожидающие какой-нибудь именно такой мизансцены, молча расступились. Не задали ни одного вопроса, не сделали ни одной вспышки.
Скотт стоял и молча глядел в окно. Сзади на кушетке сидела Дон. В черном костюме, с густой вуалью на лице, она выглядела как изящная форфоровая статуэтка.
Неужели уже прошла неделя? Неужели его нет и уже никогда не будет? Скотт почувствовал спазм в горле. Сглотнул: нет, не проходит. Повернул голову, глянул на Дон. Так и сидит с тех пор, как он привез ее из адвокатской конторы, а прошло уже немало времени.
— Дон, надо поесть.
— Я не голодна.