с его лица, словно ей не было там места.
— Не знаю, как насчет девушек, — проговорила Мэй, — но, по-моему, свидание очень даже удалось. Ты явно заслужил прощальный поцелуй.
У нее это вырвалось в приступе сочувствия и лихорадки от жар-плода. Уже через секунду Мэй заметалась в панике, Не то чтобы она была против поцелуя — только хотела, чтобы все было правильно, а тут засомневалась. Хотя одно Мэй знала наверняка: ей понравилось, что Алан опять засиял радостью и посмотрел на нее, как никогда раньше: очень тепло и волнительно, словно хотел склониться и прошептать ей на ухо свой самый большой секрет.
— Только один, — добавила она. — Помнишь, я говорила о парне, которому обещала дать шанс? Правда, это ведь только… только… на прощание.
— Понятно, — тихо ответил Алан. Вид у него все равно был счастливый.
Мэй отставила стакан — тот будто липнул к ее взмокшей руке. В кухне царил полумрак, но Алана было отчетливо видно.
Мэй приподнялась на цыпочки, он выставил руки и оперся о кухонный рабочий стол, заключая ее в образовавшееся пространство — видимо, чтобы получше рассмотреть. Его всего освещало солнце.
— Ой, — выронила Мэй в замешательстве. Потом положила ему на плечо руку, чувствуя тепло сквозь ткань синей рубашки и футболки под ней, и улыбнулась.
— Ждешь особого приглашения?
— Ух, — ответил Алан в тон ее междометию.
Он сделал шажок вперед и снова оказался ужасно высоким. Теперь между ними осталось меньше фута.
— Нет, — продолжил Алан. С этим словом он снял очки и положил на стол. Без них он выглядел иначе, совсем подростком. Сразу стало заметно, что его снова бросило в краску. Он нагнулся. Тепло его тела и дыхания коснулось Мэй, хотя сами они не касались друг друга — по крайней мере, не так. Алан поднес руку к ее лицу, но и тогда не коснулся, только провел пальцем в сантиметре от подбородка.
— Не люблю спешить, — пояснил он. — Пусть все будет как следует.
И тут он поцеловал ее: вдруг прильнул всем телом и медленно, вдумчиво поцеловал, а она схватила его за воротник, зарылась пальцами в кудри на затылке. Губы Алана ловили каждый ее рваный выдох. Она чувствовала его улыбку, поворот головы, легкий натиск.
Мэй сдавленно ойкнула и поймала себя на том, что притягивает его за шею к себе, а в следующий миг откинулась спиной на столешницу, обвив ногой Аланово здоровое бедро, в то время как он продолжал исследовать ее губы своими, шумно дыша. Она готова была скинуть рубашку с его плеч, когда Алан вдруг отстранился и отступил на шаг, приваливаясь к кухонной стене. Его глаза сияли.
— Сама сказала — только один, — напомнил он.
Мэй резко села.
— М-м. Ух ты!
Она засмеялась, и смущенный Алан — вместе с ней. Потом он обошел ее, чтобы взять очки и кружку кофе. Надев их, он стал больше похож на самого себя, только волосы взъерошились и губы покраснели.
— Спасибо. В общем, ботаник старался вовсю, — добавил Алан. — Это другие ходят в качалки и привлекают толпы девчонок, вот и спешат, чтобы везде успевать, а у парней вроде меня есть время все продумать.
— И научиться метать ножи с убийственной точностью?
— Ну, не без этого, — кивнул он. Потом потер затылок, потупился и опять посмотрел ей в глаза.
— Тебе бы отдохнуть. Я попытаюсь выманить Ника с дивана запахом кофе и расскажу про Джеральда.
— Хорошо.
Она начала слезать со стола, Алан направился к двери. Открыв ее, он вдруг задержался на пороге.
— Мэй…
— А?
На его лице расцвела счастливая улыбка.
— Это я должен был сказать «ух ты».
И ушел, оставив Мэй еще полминуты любоваться разводами на кухонном потолке и успокаиваться перед сном.
Глава двенадцатая
В ПОСТЕЛИ С ДЕМОНОМ
Мэй разбудил скрежет стали о камень. Она сдвинула лбом одеяло, натянутое на голову, и села, разгребая скомканные простыни. Ник сидел на подоконнике и точил меч. При виде ее явно растрепанной головы он выгнул бровь.
— Кто ложился в мою постель и помял ее?
— Откуда я знала, где — чья, — огрызнулась Мэй. Правда, подушка пахла хлопком и металлом, но это мало что проясняло: Алан тоже привык держать в кровати оружие. Мэй посмотрела на пол, где валялись ее джинсы — увы, слишком далеко, чтобы сразу взять и напялить.
— Извини, но я без штанов.
— Извиняю, — ответил Ник. — Можешь так ходить хоть целый день.
Мэй сокрушенно покачала головой.
— Что ты вообще здесь делаешь? Решил посторожить мой сон?
— Ага, — отозвался Ник и снова склонился над мечом. Перед ним на подоконнике были разложены салфетки, наждачная бумага, пузырьки с маслом и небольшой точильный камень, по которому он взад- вперед водил лезвием. — Пришел поглазеть на тебя во сне. Вот только ты завернулась с головой в одеяло — один бугор торчал. Я-то думал, это лицо, а оказалось, спина. Почувствуйте разницу.
— Да, жестокий облом.
Из окна вовсю светило солнце, отчего меч и перстень Ника сверкали так, что глазам делалось больно. Мэй задумалась, который час.
Ник, не отвлекаясь от полировки меча — словно между прочим, — швырнул ей знакомую старую тетрадь.
— Я подумал, раз уж ты здесь, может, устроим еще урок?
Мэй вцепилась в одеяло и поняла, что смотрит на тетрадку, как на ядовитую гадину. Ник по-прежнему возился с оружием. Она оглянулась на его сгорбленную спину и сглотнула ком в горле.
— Занятно: оказывается, я не могу учить человечности в трусах.
— Да ну?
Мэй царственным жестом велела ему удалиться. Ник подкинул меч в воздух и соскочил на пол его ловить.
— Ладно, мне все равно надо было смочить наждачку.
Как только он вышел из комнаты, Мэй метнулась за джинсами и судорожно натянула их поверх белья. От застегнутых пуговиц ей окончательно полегчало. Обычно она бы не напряглась по этому поводу, но сегодня — другое дело. Сегодня ей хотелось быть во всеоружии, потому что на душе скребли кошки.
Они с Аланом целовались, и ей понравилось.
«Мало того, что подвела Себа, — думала Мэй, — так еще и другому заморочила голову. Черт, пора завязывать с жар-плодом!»
Хотя если б дело было в нем одном… Она слишком хорошо понимала, что в этот раз могла сдержаться лучше — ведь не полезла же приставать, например, к Джеральду — боже упаси! — или кому другому. Так что если жар-плод и добавил ей безрассудства, то лишь ненамного, ровным счетом настолько, чтобы она воплотила кое-какие собственные желания.
«Вот я влипла!»
