даже мисс Протеро не смогла бы их спасти. Народ в деревне так и не понял, что секрет нашего «чуда» был в чистоте и антисептике, которые мы старались соблюдать настолько, насколько это было возможно.
У Лиу это был третий ребенок и самый трудный, потому что неправильно шел. К счастью, Лок пришел за мной вовремя, и я надеялась, что справлюсь. Если бы у меня было время, я бы испугалась. В отчаянии я лишь успела подумать о том, как жаль, что рядом нет мисс Протеро. Но потом времени даже на то, чтобы о чем-то пожалеть, уже не осталось. Через десять минут невероятных усилий я была мокрая от пота, как и бедняжка Лиу, которой пришлось вынести такие мучения, но мне удалось самое главное – я повернула ребенка.
Я разделась и надела специальный халат. Этот халат и простыни использовались только для родов. Мы кипятили их с карболкой. У меня едва хватило времени чтобы подготовить Лиу, все вымыть и продезинфицировать, как меня учила мисс Протеро. Дети у Лиу рождались быстро, и меньше чем через два часа все закончилось. Я была по-настоящему счастлива, что родился мальчик. У Лиу и Лока была дочь, и они не бросили ее умирать и не отдали в миссию, а оставили в семье. Они были хорошими людьми, и я была рада, что у них родился еще один сын.
Устроив Лиу с ребенком поудобнее, я позвала Лока посмотреть на новорожденного, а сама отправилась в сарай помыться и переодеться. Я складывала чемодан и радовалась, что мне не пришлось воспользоваться щипцами и накладывать швы, когда услышала возбужденные голоса неподалеку. Как только я вышла на узкую улочку, человек десять позвали меня.
– Луци! Иди поговори!
– Еще один чужой, с золотыми волосами!
– Он не напустит на нас порчу, если посмотрит, Луци?
И я увидела его. Самые храбрые стояли рядом с пони, на котором сидел незнакомец, другие опасливо топтались сзади. Они давно уже привыкли к мисс Протеро и ко мне, но этот чужак был более странным, чем мы обе, и даже более уродливым. У него были волосы цвета бледного золота, а глаза – синие, как летнее небо. Лицо – не желтое и не белое, а обветренное и обожженное солнцем – бронзовое. Синие глаза, такие же некрасиво круглые, как и мои, только он их прищурил, поглядывая вокруг себя. Он был без шляпы. На нем были бриджи и короткое пальто песочного цвета. К крупу пони привязан длинный узел из непромокаемой ткани. У него был вид человека, путешествующего уже много дней или даже недель, которому часто приходится спать в одежде под открытым небом, но, несмотря на это, он, казалось, привык командовать, а не подчиняться.
Он свободно сидел в седле прямо перед южными воротами деревни, беспристрастно глядя на толпу, окружившую его. Когда я подошла поближе, он поднял руку, чтобы все замолчали, посмотрел на клочок бумаги в другой руке и произнес несколько слов, очевидно, думая, что говорит по-китайски. Я бы ни за что не догадалась, если бы не привыкла к китайскому мисс Протеро. Даже после стольких лет, прожитых в Китае, она говорила с ужасным акцентом. Безобразный чужак повторил свою речь. Мне удалось разобрать всего несколько слов: «Я… смотрю… большой человек… нож склонился».
Он замолчал и посмотрел на толпу. Увидев, что его не поняли, он пожал плечами и раздраженно поджал губы. Толпа подтолкнула меня к нему. Те, что побоязливее, без сомнения, надеялись, что я смогу успокоить незнакомца. Я сказала:
– Добрый день, сэр! Могу я чем-нибудь помочь?
Он подался вперед, чтобы взглянуть мне в лицо, но оно было скрыто под соломенной шляпой кули, поэтому он сказал:
– Сними шляпу, девочка.
Когда я повиновалась, он выпрямился в седле и сказал:
– Черт меня подери! Англичанка! Что ты здесь делаешь?
– Я пришла в деревню принимать роды, сэр.
Брови над холодными глазами медленно поднялись.
– В самом деле? И сколько же тебе лет?
– Семнадцать, сэр.
– И ты пришла из?..
– Миссионерской школы, – подчеркнуто сказала я, – вон там, на холме.
– Что ты делаешь в «миссионерской школе вон там, на холме»?
– Я живу там. Присматриваю за детьми, сэр.
Крестьяне, довольные, кивали друг другу. Они не понимали ни слова, но гордились, что смогли найти человека, который умеет говорить с чужим на его языке. Они выросли в собственных глазах. Безобразный чужак спросил:
– Как тебя зовут, девочка?
– Люси Уэринг, сэр. – Я машинально отвесила ему небольшой поклон, как учила мисс Протеро. И вдруг на мгновение я забыла о том, что китайская девушка обязана вести себя покорно и почтительно с мужчиной. Должно быть, английская кровь взыграла во мне: я так разозлилась на этого человека за его бесцеремонность, что почувствовала, как горят щеки. Я лихорадочно пыталась представить себе, как бы повели себя на моем месте барышни из «Гордости и предубеждения». Очень глупо, даже для меня. Те барышни были богаты, жили в больших домах, и у них были слуги. А я – Люси Уэринг, у меня пятнадцать голодных ртов и пустая Кладовая. Тем не менее я холодно сказала:
– Если вам неловко представляться такой особе, как я, умоляю, не трудитесь.
Я была горда собой: я сразила его наповал. Однако незнакомец сражен не был. Несколько секунд он, словно оценивая, смотрел на меня и затем сказал:
– Фолкон. Роберт Фолкон. Ребенок хорошо себя чувствует?
Неожиданный вопрос сбил меня с толку.
– Ребенок? – как эхо повторила я, почти заикаясь. – Ах… да. Я хотела сказать… да, спасибо. Мне пришлось перевернуть его в утробе, но сейчас с ним все в порядке и с матерью – тоже.
К моему удивлению, уродливый чужак широко улыбнулся. Улыбка была неприятная, но я заметила, как в его глазах промелькнуло искреннее изумление.
– Господи! Запустить бы тебя в английскую гостиную, Люси Уэринг. Добропорядочные английские дамы встали бы на дыбы, конечно, если бы у них таковые имелись. Но у английских дам ниже талии ничего нет, разумеется.
Я понятия не имела, о чем он говорил, но мое возмущение прошло, уступив место неловкости. Европейцев, с которыми я встречалась за свою жизнь, можно было пересчитать на пальцах одной руки, и все они были достаточно старыми. Этот чужак был первым молодым англичанином, попавшимся мне на пути, и, хотя я, естественно, считала его безобразным, он пробудил во мне какое-то особенное чувство. Надев шляпу, наполовину скрывшую лицо, я сказала:
– Я должна вернуться в миссию. Могу я вам еще чем-нибудь помочь, мистер Фолкон?
Я думала, что он захочет купить продукты в деревне или остановиться на ночлег, но он сказал:
– Я пройдусь с тобой.
Он спешился, взял у меня чемодан и пошел рядом через южные ворота, ведя пони на поводу. Я слышала, как крестьяне изумленно вскрикивали, увидев, что он взял чемодан у женщины, но делала вид, что для меня это само собой разумеется.
Когда мы стали подниматься на холм, он спросил:
– Знаешь здесь какой-нибудь храм? Старый храм?
Трудно было не улыбнуться.
– Здесь сотни храмов, сэр, и большинство – старые. Маленькие и большие, действующие и пустые.
Они есть у каждой деревни, вдоль дороги в Ченгфу, хотя многих и не видно: они спрятаны в рощах по обеим сторонам дороги. Он объяснил:
– Я ищу один определенный храм.
– Храм Будды, или Конфуция, или одного из старых богов?
– Предлагаешь мне большой выбор?
– Да, мистер Фолкон. Видите ли…
Он нетерпеливо перебил:
– Не важно.