— Спасибо, Дениз. — Мэгги заметила, как глаза Конора затуманились. — Я…
— Я знаю, что ты хочешь сказать, — перебила его Дениз. — Прости, я была несправедлива к тебе.
Конор ничего не ответил. Дениз попрощалась с обоими и вышла.
— Я так рада, что она зашла навестить тебя, — сказала Мэгги.
— Я тоже. — Он кинул взгляд на пачку фотографий, лежавших на его тумбочке. — А дети подросли…
— И стали еще симпатичнее, — добавила Мэгги, просмотрев фотографии. — Значит, вы помирились?
Конор посмотрел ей в глаза:
— Можно сказать.
Мэгги присела на кровать рядом с ним.
— Что-то произошло? — спросила она, напряженно вглядываясь в него. — Я вижу по твоим глазам.
Он взял ее за руку.
— Все закончено, — выдохнул он.
— Что закончено? Да говори же!
— У меня есть свидетель. Человек, который видел, как все произошло.
— Конор! — Мэгги сжала его руку. Она мало что понимала, но надеялась, что новости хорошие. — Кто? Что? Говори же!
— Джек Олифант. Владелец обувного магазина.
— Тот, что звонил в полицию?
— Он самый.
— Но на суде он говорил, что ничего не видел!
— Его запугали. То ли родные Уокера, то ли его дружки. Вот он и держал язык за зубами.
Мэгги все поняла. Конор не был опасным свидетелем из-за провала в памяти. А вот показания Олифанта вполне могли обеспечить Уокеру большой срок.
— Он трус, — сказала Мэгги.
— Может быть. Но нужно принять во внимание, что у него жена и трое детей. Тут уж любой скажет, что ничего не видел.
— Даже если в результате виновный легко отделается?
— Такова жизнь, — грустно улыбнулся Конор.
— А почему теперь он вдруг признался?
— Уж не знаю, совесть заговорила или что…
Конор вкратце рассказал ей историю, которую поведала ему Дениз. Должно быть, Олифант видел по телевизору сюжет о спасении Николь, ибо на следующее утро после репортажа он постучался в дом вдовы Бобби. Вместе они пошли к Соне Бернстайн, судье, где Олифант дал новые показания.
— А что ему будет за ложные показания? — спросила Мэгги.
— Думаю, не так уж и много. Соня — женщина опытная, сумеет как-нибудь его отмазать.
Мэгги не верила своим ушам. Все складывалось как нельзя лучше.
— Значит, ты не застыл тогда на месте? Ты пытался помешать Уокеру?
— Выходит, что пытался.
Конор рассказал Мэгги все, что услышал от Дениз. Он сам толком не знал всех подробностей, но было ясно одно — его вины в смерти Бобби не было.
— Олифант видел, как Уокер держал пистолет у виска Бобби. А я целился в Уокера. Олифант слышал, как этот мерзавец сказал, что вышибет Бобби мозги, если я не брошу пистолет. И я бросил. — Конор произносил все это бесстрастно, словно читал полицейский протокол. Мэгги верила, что все именно так и было, хотя Конор сам ничего не помнил. — Пистолет лежал на земле, футах в трех от меня. Олифант помнит это, поскольку пистолет сверкал на солнце и слепил ему глаза.
Глаза Мэгги наполнились слезами.
— Это то же самое, что ты помнишь о пистолете Уокера, — сказала она.
— Олифант сказал Дениз, что он прятался за машиной и все видел. Он помнит, как я разговаривал с Уокером. Я говорил, что если он бросит пистолет и будет подчиняться мне, это облегчит ему наказание. Уокер опустил руку с пистолетом и сделал вид, что собирается бросить его. Бобби поднялся, но тут Уокер снова бросился на него. Я подобрал свой пистолет, но они так сцепились, что я не мог выстрелить, не рискуя попасть в Бобби. Все, что Олифант помнил потом, — это звук выстрела, и Бобби упал.
Мэгги прижала Конора к себе настолько близко, насколько позволяли трубки и провода, торчавшие отовсюду. Она гладила его волосы, целовала запекшиеся губы и не могла представить, как она когда-то жила без него.
Боль ушла, на ее место пришли спокойствие и мир. Конор уже давно не испытывал этих ощущений.
Мэгги любила его. В этом не было сомнения. Она ворвалась в его палату, крича об этом, еще до того, как узнала, что он не виновен в смерти Бобби.
— Мэгги! — прошептал он.
Она слегка отодвинулась от него. Ее синие, как небо, глаза округлились.
— Что, любимый? Чего ты хочешь?
— Тебя.
Глаза Мэгги наполнились слезами.
— Ты не мог бы повторить это снова? Я не уверена, что правильно тебя расслышала.
— Мог бы. — Конор готов был повторять это тысячи раз. — Я люблю тебя, Мэгги О'Брайен. С первого взгляда…
— На стоянке? — Она взглянула на него сквозь слезы счастья. — Что за глупое место для того, чтобы влюбиться!
— А когда я снова увидел тебя на следующее утро — на скамейке, с мокрыми волосами, — я понял, что ты навсегда завладела моим сердцем.
— А вы, мужчины, умеете зубы заговаривать!
— А вы, дамы? Что ты можешь добавить?
Мэгги рассмеялась. Этот смех переполнял Конора счастьем. Он чувствовал себя молодым и полным надежд.
— Я? — переспросила она. — Ничего. Я все уже сказала.
— Ты любишь меня, — улыбнулся он. — Ты уже не можешь отвертеться от своих показаний. Сама призналась, при свидетелях…
— Знаем мы, как вы, полицейские, умеете выбивать из людей признания! — улыбнулась она в ответ. — На это у вас есть всякие приемчики…
— Вот погоди, — с притворной строгостью проговорил он, — дай Бог только выбраться из этой койки — покажу тебе пару приемчиков!
— Я люблю тебя. — Мэгги взяла его руку в свою и наклонилась, чтобы поцеловать. — Я люблю твою душу, твое тело, твое сердце, твой ум и твою отвагу.
— Ты понимаешь, что это значит?
— Мы женимся, не так ли?
— Да, черт побери! — воскликнул Конор. — И чем раньше, тем лучше!
— Может быть, — улыбнулась она, — сначала все-таки стоит сообщить детям?
— Нет проблем. Шону я позвоню прямо сейчас. А ты пока подготовь Чарли, Николь и священника.
— Отец Роурк обрадуется. А вот с детьми, я думаю, будет немножко сложнее.
— Ничего. Если мы действительно любим друг друга, мы сумеем их убедить. Полпути мы, пожалуй, уже прошли.
Мэгги улыбнулась. Конор готов был видеть эту улыбку каждый день всю оставшуюся жизнь.
— А ты не тратишь времени зря! — заметила она.
— Я и так потратил без тебя тридцать девять лет жизни. Больше я не собираюсь терять ни минуты.
Они поцеловались, и это было началом их новой жизни.
