Трехгрошовая опера

Ломоть от каравая получала.

Голос за сценой.

Чем люди живы?

Дженни.

Чем люди живы? Тем, что раздевают,
Терзают, мучат, душат, гонят прочь взашей
Других людей и прочно забывают,
Что сами носят звание людей.

Хор.

Вот, господа, вся правда без прикрас:
Одни лишь преступленья кормят нас!

Действие третье

VII

В эту же ночь Пичем готовится к выступлению, намереваясь испортить официальные празднества по случаю коронации демонстрацией голода и нищеты.

Заведение Пичема. Нищие малюют на дощечках надписи, вроде «Свой глаз я отдал королю».

Пичем. Господа, в данный момент в одиннадцати наших филиалах от Друри-Лейн до Тарнбриджа тысяча четыреста тридцать два человека трудятся над такими же плакатами. Они хотят присутствовать на коронации. (Выходит.)

Госпожа Пичем. Живее! Живее! Если вы не будете работать, вы не сможете попрошайничать. Ты хочешь быть слепым и не можешь даже как следует написать букву «к»? Нужен детский почерк, ведь это же понесет старик.

Слышен барабанный бой.

Нищий. Сейчас королевская стража стала во фронт. Они не подозревают, что в лучший день их военной карьеры им придется иметь дело с нами.

Входит Филч.

Филч (докладывает). Госпожа Пичем, сюда приперлась добрая дюжина ночных курочек. Они утверждают, что с вас причитается.

Входят проститутки.

Дженни. Сударыня…

Госпожа Пичем. Ба, да у вас такой вид, словно вы свалились с насеста. Вы, наверно, хотите получить деньги за вашего Макхита? Так знайте, что вы ни шиша не получите. Понимаете, ни шиша!

Дженни. Как это понимать, сударыня?

Госпожа Пичем. Врываются всякие среди ночи! Кто же является в порядочный дом под утро! Лучше бы вы отоспались после вашей работы. Ну и вид у вас. Прямо с души воротит.

Дженни. Итак, сударыня, вы отказываетесь уплатить гонорар, причитающийся нам за выдачу господина Макхита?

Госпожа Пичем. Совершенно верно. Вы ни шиша не получите за предательство.

Дженни. Почему же, сударыня?

Госпожа Пичем. Потому что этого милого господина Макхита поминай как звали. Вот почему. А теперь марш из моего дома, сударыни.

Дженни. Ну, это уж слишком. С нами так не обращаются. С кем угодно, только не с нами.

Госпожа Пичем. Филч, дамы просят проводить их к выходу.

Филч подходит к дамам. Дженни его отталкивает.

Дженни. Я попросила бы вас придержать язык, а то как бы…

Входит Пичем.

Пичем. В чем дело? Надеюсь, ты им не дала денег. Ну как, сударыни? Сидит господин Макхит или не сидит?

Дженни. Оставьте меня в покое с вашим господином Макхитом. Вы ему в подметки не годитесь. Сегодня ночью я не смогла принять одного гостя, потому что ревела в подушку при мысли, что продала вам этого джентльмена. Вот как, сударыни. А что, вы думаете, было сегодня под утро, час назад? Только я уснула в слезах, вдруг свист под окном. Выглядываю на улицу, смотрю — стоит себе тот самый человек, из-за которого я плакала, и просит, чтобы я бросила ему ключ. Он хотел, чтобы я забыла в его объятиях, как нехорошо я с ним обошлась. Сударыни, это последний джентльмен в Лондоне. И если с нами нет сейчас нашей коллеги Сьюки Тодри, то только потому, что от меня он пошел к ней, чтобы и ее утешить.

Пичем (в сторону). Сьюки Тодри…

Дженни. Теперь вы понимаете, что вы ему в подметки не годитесь. Подлый вы шпик!

Пичем. Филч, беги к ближайшему полицейскому посту. Господин Макхит изволит находиться у Сьюки Тодри.

Филч уходит.

Сударыни, о чем мы, собственно, спорим? Разумеется, вы получите свои деньги. Селия, милая, вместо того чтобы браниться с этими дамами, ты бы лучше напоила их кофе.

Госпожа Пичем (уходя). Сьюки Тодри! (Поет третью строфу «Баллады о зове плоти».)

Вот человек почти на эшафоте.
Намылена веревка, казни ждете.
За жизнь его никто не поручится.
И что же в мыслях у него? Девица.
Уже под петлей — он еще готов.
Таков уж плоти полновластный зов.