жрал. Боже, как я жрал… Как комбайн. Полностью я к ним переехал только в конце второго класса.

Потом, помню, вот что было… Выхожу как-то с мячом во двор – гляжу – Женька Херувим. Как нашел – непонятно. Поди в картотеку залез, урод. Здорово, говорит, давай твоих бомбанем да на юга подадимся? Жить ему оставалось тогда полгода на ногах и месяц под капельницей в больничке. Оглянулся я по сторонам, да в коленную чашечку ботиночком. Он же думал, урод, что жизнь – это праздник. А жизнь – это школа. Вот я его и научил. Заорал он да на одной ноге упрыгал. Рядом мальчик толстый заревел почему-то. Вот этого я вообще не понимаю. Тебя калечат – это понятно. Больно, вот и орешь. А рядом если кого – тебе-то какая разница? Плюнул, хмыкнул, да иди своей дорогой. Ну, я толстому в глаза глянул – тот и заткнулся. Тихо ты, жиртрест. Дома орать будешь. А здесь улица…

В общем, прижился я. В школе занимался только тем, что в жизни пригодится. Физкультура – она, понятно, нужна. Математика с физикой. Русский язык – само собой, потому как все документы на нем, а вот с литературой сложнее. Обычно толку с нее, как с козла молока. Муму, твою мать. Письмо Татьяны к Онегину и прочая чушь. Но есть и правильные книги. Химию сначала невзлюбил, а потом как-то взрыв пацаны устроили, Пашке, помню, полпальца на хрен, ну я ее и зауважал, химию-то. Портфеля два стекла лабораторного домой умыкнул и реактивов всяких. Классный предмет оказался! Полезней даже математики! Ну, география, конечно, полная мура. Достаточно того, что земля круглая. Про зоологию с ботаникой вообще молчу. Ну и английский. Нужен стал – выучил. А тогда я что-то на сто километров вокруг себя ни одного американца не видел и ни одной бумажки на буржуйском. Так на кой хрен учить? Ван, ту, ери, фо, файв… Тьфу. Май мазе из гуд. А не май мазе, видимо, не гуд – ясен перец. Идиотизм. Нету у меня никакой мазе и не надо.

Больше всего история нравилась. Но не когда кто-то чего-то строил, а когда наши с ненашими. Кто кого и главное – как. Полезно. Ну, еще я, само собой, у профессора книг море перелистал. Справочников. Атласов. Пособий всяких. Вот, например, анатомия. Жизненно важные органы. Другими словами, куда есть смысл резать, а куда – ну никакого.

Маман, Надежда Васильевна то есть, умерла раньше, чем я бы ее на тот свет отправил, и правильно. Добрая она была. По голове меня гладила, обнимала, песни пела. Я, вообще-то, колыбельную эту дрянь не люблю – думать мешает. А у нее ничего получалось, даже приятно как-то.

А профессора я уже после армии завалил. Когда уж и отчество его было, и прописан был как положено, и завещание на меня.

Химия – наука классная, я ж говорю. Едет человек на симпозиум, в самолете чай травяной из термоса пьет, полдня выступает да дискутирует. Потом на банкете – мордой в десерт и остановка сердца. Я его рядом с Надеждой Васильевной похоронил, мраморный памятник заказал с золотыми буковками. Только не такой, чтобы внутри газон, а просто плита. Потом бетона завез семь кубов, площадку залил, ограду на века сделал, а лавочку не стал. Нечего рассиживаться. Постоял скорбно – пошел на хрен. И потом бомжи, в случае чего, гадить не будут – сидеть же негде. Вот и лежат они рядышком, папа-мама мои приемные. Родственники дальние бывают, коллеги, я раз в год. Ухоженная могилка. Так там чего ухаживать-то? Бетон да мрамор… Не сгниет, не обвалится. Я все правильно сделал.

Не ждать же, когда папа сам копыта отбросит! И потом… Если бы он до развала СССР дожил, да всю эту хрень увидел, то понял бы, что вся его марксистско-ленинская философия, которой он всю жизнь посвятил, никому не нужна, – он бы сам на себя руки наложил, я думаю. Толку с его жизни не было. Но по стенам во всем доме полотна висели, подлинные. Я потом продал их все, и некоторые просто невероятно удачно. Даже сам не ожидал…

Но надо ехать. Пойду гляну, как там короед, да в город надо – звонить Владимиру Геннадиевичу. Сейчас уже и менты подключились, и его люди.

Очень опасно.

Очень интересно…

13

К девяти вечера дом Влада был досконально осмотрен и оцеплен по периметру. В зале возле камина на столе лежало оружие, аппаратура и какие-то бумаги. Появился врач.

– Ну, как там Наталья? – спросил Гиреев.

– Дал еще успокаивающего. Дремлет. Владимир Геннадиевич, я пойду, пожалуй! Если что – звоните. Состояние стабильное, к тому же остается медсестра.

– Конечно, Александр Ильич, разумеется. Чингиз! – нажал Влад кнопку рации. – Врач выходит, проводить!

– Понял… – прозвучал искаженный эфиром голос.

– Дербент, – повернул голову Влад, – показывай!

Игорь кивнул и открыл ноутбук.

– В общем, так… Он действительно вытаскивает аккумуляторную батарею. Поэтому засечь можно только во время сеанса. Твоя задача, Влад, – говорить как можно дольше. К сожалению, точность определяется размером соты. Это от десятков метров в центре города до десяти километров где-нибудь на окраине, но туда он вряд ли поедет. Условно и в среднем – квадрат пятьсот на пятьсот метров. Скорее всего, он будет стремиться выходить на связь там, где много народу. На его месте я бы это делал возле вокзалов, торговых центров, ресторанов и тому подобное. Я ему присвоил значок – черный крестик. Вот такой, – показал компьютерщик. – Но пока его нет, разумеется. Твой мобильник – красный крест, Миля – зеленый, у майора – синий. Если запутался – подписи тоже есть, само собой. Лиловый у Чингиза. В общем, получается на каждую машину по кресту. Завести еще номера или хватит?

– Пока хватит, – сказал Влад. – А то запутаемся. Добавить же не сложно? Туман и Миля где?

– Туман на улице, с майором работает. Миля внизу, оружие чистит.

– Ладно. Не закрывай ноутбук. Лена! – крикнул он в сторону кухни.

Выскочила домработница.

– Да, Владимир Геннадиевич?

– Перекусить бы…

– Вам в столовой накрыть?

– Нет… Давай-ка сюда… Чего-нибудь очень быстрого… Бутербродов там, чайник полный, шоколад… Все равно неизвестно, сколько мы тут…

В гостиную зашел майор.

– Есть соображение… – сказал он. – Пойдемте на улицу, надо поговорить.

– А здесь нельзя? – спросил Влад.

– Не уверен, что можно. Тет-а-тет меня бы устроило…

– Хорошо, – встал Гиреев.

Оба спустились на первый этаж и вышли во двор. Вдоль тропинки тускло горели декоративные фонари. Было мокро и мерзко, дул ветер, косо падал и прилипал мокрый снег.

– Надо имитировать самоубийство, – сказал майор, поежившись.

– Сам знаю! – неожиданно ответил Влад и поинтересовался: – Когда?

– А «как» тебе неинтересно? – усмехнулся майор.

– «Как» я примерно догадываюсь. Спрячешь меня где-нибудь в одиночной камере да прокрутишь в криминальных новостях по телевизору ролик, где я в малиновом варенье. Ну или в кетчупе.

– Совсем необязательно в камере. У нас есть нормальные ведомственные гостиницы. Охотничьи домики. Спецквартиры, наконец. Но ты прав. Важнее, конечно, – когда. Вот если бы ты сам решил себя убить, какое бы время выбрал?

– Без пяти шесть. А до этого, само собой, искал бы его. Только я не собираюсь на тот свет.

– Даже ради сына?

– Да тем более ради сына!

– Ну, это твой выбор… Собственно… хм, как бы тебе сказать… В общем, я это и хотел узнать…

– Что – «это»? – насторожился Влад.

Вы читаете Не жить
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату