Исламабад – тоже. Мне ни дело твое не нужно, ни твоя, например, жена, толку с нее, если честно, – ноль, бесполезное она у тебя существо. И уж тем более – ребенок. Пацан как пацан. Вообще, на твоем месте я бы не сильно волновался. Ну умрет он. Другого родишь. Как Мафусаил Ламеха, а Ламех Ноя и так далее… В общем, ничего тут удивительного. Или ты думаешь, что у тебя спиногрыз какой-то особенный? Вундеркинд? Да ну?! Он уже сейчас у тебя, кроме компьютера, ничего не признает. Ты для него, Владимир Геннадиевич, мало что значишь. Хочешь, я тебе расскажу, как вы с ним будете дальше жить?
Лет через шесть он созреет, покроется прыщами, начнет дрочить по закоулкам, потом слушать идиотскую музыку, потом ездить на мотоцикле для даунов, потом ты его посадишь в тачку, которую купишь ему в день окончания школы или в день поступления в академию. Все это время он будет дерзить, качать права, выжимать из тебя бабло, приводить в дом каких-то драных девиц, а то и педерастов, кричать на каждом углу, что вы не понимаете его души, что он нигилист или там альтернативщик, и что время сейчас другое, и что ты со своей системой ценностей так же убог и отвратителен, как арифмометр «Феликс» в современном офисе. Наталья будет жалеть вас обоих, скрывать от тебя сначала, что он курит, потом, что он пьет, потом, что ширяется. Ты будешь орать и хвататься за сердце. В общем, после академии своей сраной он устроится к тебе в компанию и будет ни хрена не делать, думая, что он очень ценный работник. Потом ты сдохнешь, а он присвоит все твое имущество по наследству, а мать отправит в дурдом.
Ты, конечно, думаешь сейчас, что этого никогда не будет. Что сын продолжит твое дело или наладит свое, что он будет высококлассным специалистом, семьянином и опорой тебе в старости. Нет, Влад. Миллионы людей рождают подонков, а потом эти отбросы общества отправляют родителей в мусорный бак. Круговорот детей в природе – штука бесперспективная.
Как бег на месте.
Так чего я хочу?
Да очень малого. Ты никогда не замечал, что в любой пьяной компании все очень не любят трезвых. Они ведь из другого мира. Они видят пьяных такими, какими они в действительности являются, а не через мутную спиртовую линзу. Присядет такой трезвый – и его мгновенно начинают упрашивать принять на грудь.
Казалось бы, зачем? Зачем тебе, чтобы бухал человек? На кой черт тебе рядом еще одна пьяная скотина? Что от него, прибавится в мире счастья, красоты, спокойствия? Нет, конечно. Просто когда все пьяные, то никто не видит именно твою рожу. Именно твое поведение никого не колышет. Ты становишься неотличим от остального быдла. А если есть трезвый, то все не так.
Все не так, ребята…
Ты хочешь быть трезвым среди пьяных? Эксклюзивным? А может, ты вообще хочешь, чтобы люди стали другими и перестали быть рабами самих себя? Тебе нравится быть счастливым? Тебе нравится, когда твоя жена светится, а твой ребенок смеется?
А мне нет…
Мне НЕ НРАВИТСЯ, когда дети смеются. Потому что мне не пришлось.
Я улыбаться научился. Трудно было, но научился. Сейчас даже без усилий это делаю. А смеяться не могу. Вернее, могу физически, но при этом не смешно. Я вообще не понимаю, что такое смешно. Как-то полдня каких-то юмористов смотрел по телевизору. Но уже часа через два затошнило, а через четыре натурально блевал. Улыбка – она полезная. Обезоруживает. А смех настораживает, и от него больно. Я просто привык с детства. Если вокруг начинают раскрывать рты и дергать животами – надо тоже так делать. Наступает какое-то единство, общность, что ли. Смех и боль одно и то же, это я помню. Кто-то упал – смеешься. Кому-то руку сломали, ребро, вышибли глаз – смеешься. Кто-то не выдержал, повесился – вообще ржач. Я так и не понял, что такое юмор. В телевизоре никому ничего не сломали и никто не харкал кровью. В общем, повода не было. Но все смеялись. Я не понимаю, Владимир Геннадиевич… Ну скажи ты мне, почему они смеялись? Логики в словах не было, ситуации дурацкие, никто не падал. А в зале были такие лица… Такие лица… Ну, как будто они счастливы.
Почему ОНИ могут, а я нет?
Но может быть, это даже не главное. Что уж… Может, самая главная проблема в том, что мне уже давно все смертельно скучно. И я решил сыграть. Ну не в казино же мне идти, тем более что там все ясно. Само существование казино есть понятное любому идиоту объяснение, почему там нельзя выиграть. Да потому что выиграть может только казино, иначе бы они не вырастали сейчас как грибы после дождя. Я был там несколько раз, посчитал количество видеокамер (а ведь есть еще скрытые, которых не видно), охранников, подставных игроков, прикинул по размеру здания, какую площадь на самом деле занимает паучье гнездо азарта, проследил, куда уходят многочисленные провода, и понял, что мне здесь делать нечего. Их много. А я один, и шансов у меня нет.
Где же поиграть так, чтобы волосы дыбом вставали? Знаешь, Влад, я одно время ходил в окрестностях вокзалов. Надену толстовку, как сраный рэпер, и хожу. С вокзалами у меня душещипательные отношения. Там можно найти что и кого угодно. Но самое главное – ближе к вечеру можно найти тех, кому плохо живется на этом свете. Другими словами – кто не хочет жить. Но с ними неинтересно. Два-три раза схватишься, покалечишь, потом чувствуешь ту же тошноту, что и от юмора. Неинтересно. Какая игра, с кем? У них под черепной костью бракованный маргарин. Идешь ночью, кровь капает, настроение ровное, и непонятно, зачем ты его угробил. Никто, конечно, и никогда его искать не будет. Но убивать, если сыт, – грех…
Как-то видел фильм документальный. Там зебра львице копытом челюсть сломала. Стоит львица, головой качает, ясно, что приплыла. Без лапы даже можно жить, а без челюсти как? Считаные дни без мяса – и все. Силы нет – жизни нет. Вот она тоже играла, львица эта, но сама с собой. Мелкая игра. Ты же в ней все равно рано или поздно вытянешь черную карту. И толку от того, что ты хищник?
Мне это неинтересно, Влад. Ты не задумывался никогда, что мы тоже фишки? Фигурки. Что нами тоже кто-то двигает. Подставит тебе новую клетку и смотрит – что ты сделаешь. А в шахматах тех же, ты знаешь, свобода – это видимость. Кругом же ничего нельзя, кроме того, что в правилах. Вот клетка пустая, да попробуй туда встань. И начинаешь метаться. Не ногами метаться – головой. Мыслями. Как сделать, чтобы все было и ничего за это не было. Ветвятся решения так, что целый лес за секунды вырастает, а ты в этом лесу один-одинешенек.
Всегда так было.
Всегда так будет.
И неважно, лев ты или зебра. Все под Богом ходим.
Но кто-то же должен быть руками Господа! Глазами Его. Ушами. Вот ты сейчас перед выбором. Ты думаешь, я этого выбора от тебя требую? Да ты что! Кто я такой, чтобы рушить семьи, разбивать сердца, корежить жизни? Мне это не дано. Это никому не дано, Влад! Кроме Него. Я всего лишь средство.
Инструмент.
Конечность.
А значит – часть Его. Вот теперь ты понимаешь? Чего я от тебя хочу?
Ну? Напряги шею, раз мозгов нет. Брови сдвинь, я не знаю, лоб наморщи, что ли. У тебя сейчас мир на куски крошится. Весь. Тебе сейчас решать надо не как предприятие твое развивать, не за кем гоняться и не кого наказывать. Тебе сейчас либо себя убить, либо сына потерять.
Я знаю… Очень хорошо знаю… Ты думаешь, меня обмануть можно. Переиграть. Пересчитать, как в шахматах. Только ведь это ты не со мной играешь. И я не с тобой играю. Это – КАЗИНО. В нем выиграть невозможно. Бесплатную выпивку получить, стриптиз на халяву, карту VTP-клиента – пожалуйста. Мишура цветная, пыль серебристая, пузырьки шампанского…
Я тебе узел судьбы предлагаю, а ты как благородный мститель меня ловишь. Ну несерьезно, Влад. Перекресток есть перекресток. Заплати, наконец, налоги и спи спокойно. Выигрыша не будет, конечно. Но будет ясность. Кто тебе враг, кто друг, кто просто так… И кто ты сам по себе, и где кончается любовь, и где начинается ненависть. Перестань лукавить.
А чтобы тебе было легче… Вот, видишь, устройство. На диктофон похоже или на сотовый. Простое, тут три микросхемы всего. И экран. Он даже нецветной. Посмотри сюда. Видишь – точка загорается и гаснет. Странно так, волнообразно. И знакомо, правда? Догадываешься, что это? Вообще, это китайский пульсомер. Ширпотреб. Просто обычно он показывает пульс того, кто его носит. Вот тут даже цифры. Семьдесят два удара в минуту у тебя сейчас. Сидишь ты, скорее всего. Конечно, смотреть ты ролик будешь позже и
