зависели от воли их мужей.
Вечные Странники были более свободны в большинстве случаев. Кузнец, если хотел, мог ковать и приносить пользу клану. Если человек чего-то хотел, то никто не мог ограничить его в своем выборе. И женщин в клане не ограничивали. Судьба была определена только у тех, кого причисляли к определенному ордену, когда Ворон провозглашал, каким талантом они награждены от рождения.
Ни один Вечный Странник никогда не спросит у Ворона, кем хотелось бы стать ему.
Молчание обещало затянуться надолго, потому об сказал:
– Сегодня этот вопрос меня тоже захватил врасплох. Но мне преподнесли урок. Чем бы ты занималась?
– Вороны не создают семей, – внезапно произнесла она. Ей было легко говорить, особенно в темноте. – Мы не можем позволить себе отвлекаться. Мы не выполняем ежедневную рутинную работу в клане. Не готовим, не собираем ветки для костра. Мы не штопаем свою одежду и не шьем.
– Ты прекрасно готовишь, – возразил он.
– Потому что Ушир вообще не умел готовить. Я научилась многому, когда мы остались одни. Но быть Вороном – это не одно и то же, что быть пекарем, Таер. Ты смог сбежать и стать солдатом. Ты можешь сейчас все бросить и стать земледельцем, если захочешь. Но я не могу не быть Вороном.
– Но если бы могла, что бы ты сделала?
Она закинула назад руки и покачала ногами вперед-назад с пятки на носок, скамья была для нее немного высока. Улыбаясь, полусонно она произнесла:
– Я бы стала женой, как старая карга, которая держит постоялый двор в Борсдоке на западном побережье. У нее десяток детей. Все они намного выше нее ростом и все в страхе замирают, когда она проходит мимо. Ее муж – старый моряк с одной ногой. Не припомню, чтобы я услышала от него хоть одно слово, кроме «да, дорогая».
Она удивила его, и Таер рассмеялся. Чтобы остановить хохот, пришлось крепко сомкнуть губы.
Удовлетворенно улыбаясь в темноте, она подумала, что самое странное в ее заявлении то, что она сказала правду. Да, пожилая женщина держала постоялый двор, и ее дети с женами и мужьями – и все они, каждый из них, – любили ее. Она жила в мире дневного света, где существа из мира теней не осмеливались даже показать свои лица, и дети в ее семье отвечали только за чистку нескольких лошадей или уборку комнаты.
Но то, чему больше всего завидовала Сэра, произошло однажды зимним вечером, когда ее дядя развлекал шумную толпу, собравшуюся у большого костра. Он рассказывал им истории о привидениях и сумеречных существах, а пожилая мудрая женщина со смехом покачала головой и сказала, что чем слушать выдумки о чудовищах, лучше детей отправить спать.
Вот так она и осталась, когда ей надо было уйти. Неделя или месяц – для исполнения своего долга разницы никакой – целая жизнь или две тоже практически разницы никакой, сказала бы она. Поэтому она осталась.
– Не дергай. Это же луковица ириса. Она слегка подрезана, чтобы цвести, – говорила несколько недель спустя сестра Таера. – Ты не знаешь, как полоть траву?
Сэра оставила злополучную траву нетронутой, распряилась и почти застонала от облегчения в спине.
– Нет, – ответила она, хотя, когда Алина давала ей задание, она об этом говорила. Как бы она научилась полоть траву? Травы и съедобные растения она знала, но у нее совсем отсутствовал опыт выращивания цветов.
Однажды в обед разразился ураган: Таера одновременно осаждали сестра и мать, которая даже вылезла из постели только для того, чтобы попытаться заставить его найти себе жену. После этого Алина стала придираться к Сэре, как будто та мешала Таеру устраивать свою жизнь. Сэре определяли полдюжины заданий только для того, чтобы заставить что-нибудь делать, а потом обнаружить в ее работе недостатки: реальные или вымышленные.
– Ну, тогда остановись, – попросила Алина. – Полагаю, Бандор или я обязательно закончим. Девочка, ты совершенно ни к чему не приспособлена. Не умеешь шить, не умеешь готовить, не умеешь полоть. В пекарне надо подмести пол – но подумай, как это сделать. Мне не нужно, чтобы пыль попала в муку.
Сэра встала и стряхнула пыль с юбки: она сняла удобные брюки, когда заметила, что в Редерне женщины носят только юбки.
– Стыдно, – не выдержала она, – что у Таера, такого учтивого и обходительного, сестра – полная противоположность.
У Алины отвисла челюсть, а Сэра развернулась и скрылась в доме. Она тут же пожалела, что высказала свое мнение. В клане женщины были не вежливее Алины в своих просьбах. Но они никогда не предъявляли требований или претензий Ворону.
Кроме того, Сэра достаточно хорошо знала солсенти. Грубость Алины к гостье была намеренно неуважительной. Конечно, если рядом находился Таер, то приказания произносились в более мягкой форме.
Сэра старалась изо всех сил не придавать значения поведению женщины, старше себя по возрасту. Тем более, что в доме Алины она была гостьей. Она не протестовала против заданий, которые ей давали – ее просили делать то, что больше никто не делал. Но, игнорируя грубость Алины, Сэра донимала ее больше, чем если бы высказывалась в ответ.
Сэра с силой сжала черенок деревянной метлы и стала подметать аккуратными медленными движениями. Ворон не может позволить себе потерять контроль над своими чувствами. Она глубоко вздохнула, задержала дыхание и успокоилась.
Распахнулась дверь: Алина. Когда она заговорила, ее тон был очень учтивый.
– Я грубиянка. Допускаю. Думаю, самое время для прямого разговора. Мой братец думает, что ты еще дитя.
