внимания. Я с удовлетворением заметила, что она сразу начала потеть.
Я только взялась за тормоза, как она сказала:
— В офис кто-то вошел.
Я никого не слышала, но я и не слушала. Торопливо вытерла руки и пошла обратно. Официально я не работаю, но многие мои постоянные клиенты знают, что я часто бываю здесь и по субботам.
Лицо оказалось знакомым.
— Мистер Блэк, — сказала я. — Снова проблемы с машиной?
Он начал поворачиваться ко мне, но столкнулся с трудностями: едва его глаза увидели Хани, они отказались отрываться от нее. Еще одна причина ненавидеть Хани. Как будто мне нужны дополнительные причины.
— Хани, это Том Блэк, репортер, который хочет знать, каково ходить на свидания с Адамом, принцем вервольфов, — оказала я, чтобы разозлить Хани, но она меня разочаровала.
— Мистер Блэк, — сказала она, холодно протягивая руку.
Он пожал руку, не отрывая от нее взгляда, потом как будто пришел в себя. Откашлялся.
— Принц вервольфов? Правда?
— Она не может разговаривать с вами, мистер Блэк, — сказала Хани, но посмотрела на меня, чтобы я знала: ее слова адресованы мне. Если не будет осторожна, выдаст, что она вервольф. Не будь она тупее пня, знала бы, что я ни от кого не принимаю приказов. Ни от Брана, ни от Адама, ни от Сэмюэля и уж точно не от Хани.
— Никто не запрещал мне разговаривать с репортерами, — заметила я.
— Я сделаю нашу беседу выгодной для вас, — сказал Блэк классическим тоном продавца автомобилей. Он сунул руку в карман пиджака, достал пачку банкнот, сколотых золотой скрепкой, и положил на стойку. Если бы не злость на Хани… и на Адама, приславшего ее, я бы рассмеялась. Но Хани была здесь, поэтому я облизала губы и постаралась выглядеть заинтересованной.
— Что ж, — начала я.
Хани повернулась ко мне, дрожа от гнева.
— Надеюсь, Адам разрешит мне сломать твою тощую шею.
Да. Очень скоро все будут знать, что Хани вервольф. Слишком легко раскрывается. Мне должно быть стыдно, что я спровоцировала ее.
Я просительно посмотрела на нее:
— Пожалуйста.
Блэк не обратил на Хани внимания.
— Хочу знать, что о нем думаете вы лично. Каково это — свидание с вервольфом? — Он очаровательно улыбнулся мне, хотя его взгляд оставался настороженным. — Публика хочет знать.
Последние слова слишком напоминали о репортере из комикса, чтобы я забеспокоилась. Забыв о Хани, я призадумалась. От Блэка пахнет тревогой и гневом. У репортера, который хочет услышать рассказ, должны быть не такие эмоции.
Я толкнула к нему стопку банкнот.
— Уберите.
Не знаю, какой реакции я ожидала, но получила нечто неожиданное. Не обращая внимания на банкноты на стойке, он наклонился вперед, вторгаясь в мое личное пространство, и напряженным голосом спросил:
— Хороший отец? — Притворная улыбка исчезла с его лица. Я чувствовала, как запах тревоги побеждает запах гнева.
Я ничего не ответила. Не собираюсь направлять внимание прессы на Джесси; ведь Адам так старается, чтобы ее не заметили. К тому же странное поведение репортера заставляло думать, что все не так просто.
Блэк на мгновение закрыл» глаза.
— Пожалуйста, — сказал он. — Это важно.
Я глубоко вдохнула и ощутила правдивость его слов. Впервые в моем присутствии он сказал полную правду. Это для него очень важно.
Я перебрала несколько возможностей и спросила:
— Что вы знаете о вервольфах?
— Вы вервольф?
— Нет.
Впрочем, он человек и не способен отличить правду от лжи.
Та же мысль, должно быть, пришла в голову и ему. Он нетерпеливо отмел последний вопрос.
— Неважно. Если объясните, почему вы сказали, что он хороший отец, я расскажу о вервольфах, которых знаю.
Страх. Не тот, который охватывает тебя, когда в темноте неожиданно сталкиваешься с чудовищем, а другой, медленный, но более сильный — страх перед тем, что произойдет. Страх и боль старой раны — примерно так пахло вчера от Сэмюэля. Я не смогла помочь Сэмюэлю, не очень смогла.
Я снова подумала, что с мистером Блэком что-то не так! Он может и не быть репортером.
— Даете слово, что не используете эту историю для печати? — спросила я, не обращая внимания на поднятые брови Хани.
— Даю.
— Вы действительно репортер?
Он кивнул, быстро кивнул и посмотрел на меня: продолжай.
Я немного подумала.
— Позвольте привести пример. Адам участвует в переговорах с правительством относительно законодательства о вервольфах. Он по горло в этих крайне сложных и тонких переговорах. Но когда он понадобился дочери, то бросил все и явился сюда, хотя здесь у него есть верные люди. Он мог бы обратиться к ним, и они позаботились бы о его дочери.
— Она человек, верно? Его дочь. Я читал, что у них не может быть детей-вервольфов.
Я посмотрела на него, стараясь понять, зачем он это спросил.
— Разве это важно?
Он устало потер лицо.
— Не знаю. Важно ли? Разве он по-другому относился бы к ней, если бы она была вервольфом?
— Нет, — сказала Хани. Блэк так меня заинтересовал, что я совсем забыла о ней. — Адам заботится о своих. Вервольфах, неважно. — Она намеренно посмотрела на меня. — Даже если они этого не хотят.
Необычно было обмениваться улыбками е Хани, поэтому я при первой возможности перестала улыбаться. Думаю, она почувствовала то же самое, потому что отвернулась и стала смотреть в окно.
— И даже когда они ему не принадлежат, — сказала я Хани. Потом снова повернулась к Блэку. — Теперь расскажите о ваших вервольфах.
— Три года назад на мою дочь напал бродячий вервольф. — Он говорил быстро, как будто так ему было легче. — Ей тогда было десять.
— Десять лет? — прошептала Хани. — И она выжила?
Как и Хани, я никогда не слышала о нападениях на таких маленьких, в особенности на девочек. Женщины при перемене выживают гораздо реже мужчин. Именно поэтому в стае Адама всего три женщины и почти втрое больше мужчин.
Занятый своим трагическим рассказом, Блэк словно не слышал Хани.
— Там оказался другой вервольф. Он убил нападавшего раньше, чем тот успел прикончить ее. Принес ее домой и объяснил, что нужно делать. Велел спрятать ее. Он сказал, что девочке может несладко прийтись в стае.
