На его лице была улыбка.
— Ладно. Скажем, тебя пугает твоя реакция на меня.
Сердце мое забилось сильнее. Это нечестно, женщины должны оставаться загадкой для мужчин.
— Ты привык подчинять себе других, — горячо сказала я. — И должен меня простить, если я не люблю, когда меня пытаются контролировать.
— Я тебя не контролирую, — сказал он своим богатым, густым, как непроглядная ночь, голосом, которым бывал очень властным. Крысиное отродье! Как я ни была расстроена, этот голос действовал на меня. — Ты сама предпочла подчиниться.
— Я никому не подчиняюсь, — рявкнула я, глядя в боковое окно, чтобы показать ему, что хочу закончить этот разговор.
— Но хочешь подчиняться.
На это у меня не нашлось ответа.
— Мне потребовалось много времени, чтобы найти решение этой проблемы, — сказал он. — Что если я отдам руководство тебе?
Я подозрительно посмотрела на него.
— Что бы это значило?
— То, что я сказал. Если мы куда-то идем, ты выбираешь, куда идти. Если мы целуемся или делаем еще что-нибудь, то только потому, что начинаешь ты. Таким образом, даже если ты захочешь меня подчинить, ничего не получится, потому что я ни о чем не прошу.
— Позволь мне подумать.
— Справедливо. Так не хочешь сказать, что ты делала в Бентон-сити?
— Охотилась.
Он глубоко вдохнул.
— Так ты его не найдешь.
— Кого его? — невинно спросила я.
— Вампира. Андре. Так мы его не найдем. У них есть способы прятать свой запах; с помощью магии они скрывают место, где спят днем, даже от других вампиров. Поэтому Уоррен и Бен не смогли выследить Литтлтона, когда охотились на него.
— На меня их магия действует не так сильно, — сказала я.
— И ты умеешь разговаривать с призраками, которых мы не видим! — нетерпеливо рявкнул он. — Поэтому Марсилия и послала тебя за Литтлтоном. — Он все еще сердился на меня за то, что я это сделала, может быть, особенно потому, что я справилась. — Давно ты ищешь Андре? С тех пор как Марсилия отпустила его?
Я ничего не ответила. Не хотела. Мне пришло в голову, что впервые с тех пор, как мы сходили на первое свидание, я в его присутствии вполне ощутила себя собой. Может, сказывалась кровь вампира.
— Что я сделал, чтобы заслужить этот взгляд? — спросил он.
— Почему я не чувствую, что сейчас повинуюсь тебе? — спросила я.
Он улыбнулся и свернул на боковое шоссе, в объезд Ричмонда. Было четыре тридцать, и дорога была забита.
— Быть Альфой не совсем то, что быть просто доминантам, — сказал он.
Я фыркнула.
— Знаю. Не забудь, где я выросла.
— Если я не в стае, я могу усыпить своего Альфу, Бран делает это легко, но от нас, остальных, требуются большие усилия.
Не знаю, чего он от меня ожидал, но я не обрадовалась.
— То есть ты сознательно заставлял меня это чувствовать?
Он покачал головой, и я перевела дух: я и не знала, что затаила дыхание. Не люблю, когда мной манипулируют, тем более сверхъестественными средствами.
— Нет. Я же сказал, для этого нужны усилия, а то, как ты на меня действуешь, только все осложняет.
Теперь он на меня не смотрел. Он продукт своего времени. Он может выглядеть на двадцать с хвостиком, но родился он сразу после Второй мировой войны, а мужчины, выросшие в пятидесятые годы, не говорят о своих чувствах. Было любопытно наблюдать, как он ерзает. Неожиданно я почувствовала себя гораздо бодрее.
— Я так устроен, и ничего с этим не могу сделать, — сказал он немного погодя. — Я даже не знаю, сколько во мне меня самого, а сколько Альфы вервольфов. Но когда ты рядом, во мне пробуждается хищник.
— И поэтому ты хотел заставить меня нравиться тебе?
Я старалась, чтобы он понял, что я чувствую.
— Нет! — Он глубоко вдохнул и сказал: — Пожалуйста, хоть сейчас не настраивай меня против себя. Ты хочешь объяснений. Хочешь, чтобы я перестал влиять на тебя. Я пытаюсь, но это очень трудно. Пожалуйста.
Подействовало на меня это «пожалуйста». Я прислонилась к дверце, желая быть как можно дальше от него.
— Тогда объясни.
— Бран может контролировать своего Альфу до такой степени, что не знакомые с ним вервольфы не понимают, кто он такой. Я не настолько талантлив, но могу подчинять своего Альфу, чтобы он не вмешивался в мою повседневную жизнь. Когда я заключаю контракты, я не люблю использовать дополнительное влияние на людей. Даже в стае я не часто им пользуюсь. Сотрудничество всегда лучше принуждения, особенно когда принуждение действует только, если я рядом. Большие пушки я достаю только тогда, когда проблему в стае нельзя разрешить переговорами.
Он посмотрел на меня и едва не въехал в машину перед нами, потому что поток транспорта неожиданно остановился.
Не будь у меня такого острого слуха, я бы не расслышала его следующие слова:
— Когда я с тобой, контроль мне изменяет. Я думаю, именно это ты и чувствуешь.
Итак, он может заставить меня слушаться, когда захочет. И только потому, что он этого не делает, у меня остается свободная воля.
— Прежде чем ты начнешь использовать страх, который я чувствую, — заговорил он более уверенно, — позволь тебе напомнить, что в шестнадцать лет ты без труда отвергла Сэмюэля, а он как доминант сильнее меня.
— Он не Альфа, и я не отвергала его в лицо. Я просто убежала, не поговорив с ним.
— Я видел, как ты противостояла Брану и не попятилась.
— Нет, не видел.
Я не дура. Никто не может без страха смотреть в лицо Брану.
Он рассмеялся.
— Ну, слышал. Я помню, как Бран велел тебе быть умницей, увел своих волков и тем самым обеспечил тебе возможность найти ублюдка, который похитил Джесси.
— Я не спорила с Браном, — заметила я.
— Потому что тебе было плевать, получишь ты разрешение или нет. Ты подчиняешься мне только потому, что этого хочет какая-то часть тебя; готов признать: то, что я Альфа, вызывает эту твою часть на поверхность, но это ты ослабляешь свою защиту от меня.
Остаток дороги до дома я молчала. Я была достаточно откровенна с собой, чтобы признать, что сержусь, потому что он прав, но не собиралась говорить ему об этом.
Искусный стратег, он позволил мне перекипеть. Даже не вышел из машины, чтобы открыть мне дверцу, как обычно. Я выскочила и с минуту постояла у открытой дверцы.
— Кажется, будут показывать хорошее кино, — сказала я. — Не хочешь сходить со мной в субботу вечером?
Я не собиралась спрашивать. Как-то само выскочило.
