бессмертно и что такого поэта мир не знал. После строк
я мгновенно и банально представила себе небесно-голубые очи, и в голове моей промелькнуло — кто?
успокоили. Смешно было пугаться. Глаза-небеса Маяковского могли быть какие угодно, только не голубые.
Я несколько раз слышала, как, читая поэму «Про это»:
— вместо «не раз и не пять» говорили «не раз и не два» — сила словесной инерции. Так и мне по инерции показалось, что если глаза-небеса, то, конечно, голубые.
Штрихи к портрету автора
Полонская Вероника Витольдовна познакомилась с Маяковским в 1929 году. Эта молодая актриса МХАТа стала последним любовным увлечением Маяковского и последней, с кем он виделся и разговаривал перед смертью. Ее имя он упомянул в своем предсмертном письме-завещании.
<…> Тогда в нашу поездку в Петровско-Разумовское, на обратном пути, я услышала от него впервые слово «люблю».
Он много говорил о своем отношении ко мне, говорил, что, несмотря на нашу близость, он относится ко мне как к невесте.
<…> Я вначале никак не могла понять семейной ситуации Бриков и Маяковского. Они жили вместе такой дружной семьей, и мне было неясно, кто же из них является мужем Лили Юрьевны. Вначале, бывая у Бриков, я из-за этого чувствовала себя очень неловко.
Однажды Брики были в Ленинграде. Я была у Владимира Владимировича в Гендриковом во время их отъезда. Яншина тоже не было в Москве, и Владимир Владимирович очень уговаривал меня остаться ночевать.
— А если завтра утром приедет Лиля Юрьевна? — спросила я. — Что она скажет, если увидит меня?
Владимир Владимирович ответил:
— Она скажет: «Живешь с Норочкой?.. Ну что ж, одобряю».
И я почувствовала, что ему в какой-то мере грустно то обстоятельство, что Лиля Юрьевна так равнодушно относится к этому факту.
Показалось, что он еще любит ее, и это в свою очередь огорчило меня.
Впоследствии я поняла, что не совсем была тогда права. Маяковский замечательно относился к Лиле Юрьевне. В каком-то смысле она была и будет для него первой. Но любовь к ней (такого рода) по существу — уже прошлое.
Относился Маяковский к Лиле Юрьевне необычайно нежно, заботливо. К ее приезду всегда были цветы. Он любил дарить ей всякие мелочи.
Помню, где-то он достал резиновых надувающихся слонов. Один из слонов был громадный, и Маяковский очень радовался, говоря:
— Норочка, нравятся вам Лиличкины слонятины? Ну я и вам подарю таких же.
Он привез из-за границы машину и отдал ее в полное пользование Лили Юрьевны.
Если ему самому нужна была машина, он всегда спрашивал у Лили Юрьевны разрешения взять ее.
Лиля Юрьевна относилась к Маяковскому очень хорошо, дружески, но требовательно и деспотично.
Часто она придиралась к мелочам, нервничала, упрекала его в невнимательности.
Это было даже немного болезненно, потому что такой исчерпывающей предупредительности я нигде и никогда не встречала — ни тогда, ни потом.
Маяковский рассказывал мне, что очень любил Лилю Юрьевну. Два раза хотел стреляться из-за нее, один раз он выстрелил себе в сердце, но была осечка.
Подробностей того, как он разошелся с Лилей Юрьевной, не сообщал.
<…> На шуточный юбилей (Маяковского) мы с Яншиным приехали поздно, после спектакля. Народу было много, я не помню всех. Помню ясно Василия Каменского — он пел, читал стихи. Помню Мейерхольда, Райх, Кирсановых, Асеева.
Я приехала в вечернем платье, а все были одеты очень просто, поэтому я чувствовала себя неловко. Лиля Юрьевна меня очень ласково встретила и сказала, что напрасно я стесняюсь: это Володин праздник и очень правильно, что я такая нарядная. На этом вечере мне как-то было очень хорошо, только огорчало меня, что Владимир Владимирович такой мрачный.
<…> У меня создалось впечатление, что Лиля Юрьевна очень была вначале рада нашим отношениям, так как считала, что это отвлекает Владимира Владимировича от воспоминаний о Татьяне.
