догадках. Опять же, родственники, появившиеся внезапно? Вопрос этот могла разъяснить только мать Ларисы.
О матери, по словам Симакова, Головина говорить не любила, больше ругалась и называла ее сумасшедшей рыжей тварью. Впрочем, Ларису ее мать, похоже, мало интересовала, девушка была озабочена только тем, чтобы выиграть миллион и разбогатеть.
В этих размышлениях он доехал до деревни, где обосновалась Вероника Ивановна Кочкина, в прошлом Головина, и, как только вошел в дом, сразу понял, почему Лариса называла свою мать сумасшедшей рыжей тварью.
Она была действительно рыжей, огненно-рыжей, конопатой, злобной, неухоженной и, судя по животу, – беременной. Под глазом у Вероники Ивановны красовался фингал, примерно недельной давности, а на лбу была глубокая ссадина, замазанная зеленкой.
Дом Кочкиной благоухал кислой капустой и селедкой, сама же Вероника Ивановна источала во все стороны интенсивный запах пота, до такой степени ядреный, что у Анина заслезились глаза и сперло дыхание.
– Проходите! – изучив его удостоверение, рявкнула она и проводила Анина в комнату.
Комната, к немалому удивлению следователя, была чистой и уютной. Яркие занавески на окнах, стол, покрытый старомодной скатеркой, цветной телевизор, новый диван. На диване сидели три рыжих подростка, две девочки и мальчуган, и с увлечением смотрели телевизор, не обращая на гостя ни малейшего внимания.
– Пошли вон, – злобно фыркнула Вероника Ивановна, и дети безропотно подчинились, гуськом вышли из комнаты, засуетились в прихожей и выскочили во двор. – Ну? Что вам надо? – надменно спросила она, тяжело усаживаясь на стул. – Я же забрала заявление. Не виноват он ни в чем. Подумаешь, треснул меня по морде глушителем от «Запорожца». Случайно он!
– Я по другому поводу, – объяснил следователь.
– По какому же? – удивилась Вероника.
– У вас была дочь, Лариса, – сказал следователь и мгновенно уловил в лице женщины сильное напряжение.
– Ну, была, – кивнула головой Вероника Ивановна, – была, да сплыла.
– Откуда вы знаете, что Лариса умерла? Кто вам сказал? – насторожился Анин.
– Умерла все-таки – вот суки! – воскликнула Кочкина, заламывая руки. – Я так и думала, а они мне лапшу на уши вешали! В покое меня никак оставить не могли. Но меня не проведешь. Явилась – сатанинское отродье! Мама, мамочка, мамуля – я быстренько ее взашей выкинула.
– Кто? – растерялся Анин.
– Дед Пихто, в поношенном пальто! – крикнула Вероника Ивановна и вскочила со стула. – Подставу организовали – суки! Ты иди, начальник, разберись во всем. Отмсти за дочь мою! О, горе-то какое! Произвол и беспредел! Чужое пытались навязать – сподручники дьявола. Думали, породу свою не узрю и нечисть их на своих плечах взращивать буду. Рыжие мы все! Рыжие! А-а-а!!! – завыла Вероника Ивановна, легла на пол, сложила руки на груди и затихла.
Продолжать разговор, если это вообще можно было назвать разговором, не имело никакого смысла, и Сергей Петрович пулей вылетел из помещения на воздух. Он шел к станции и не мог избавиться от ощущения тревоги. Что-то липкое и неприятное поселилось в груди и мешало дышать. Выяснился вопрос, почему мать Ларисы отказалась забрать ребенка. Если отбросить в сторону бред сдвинутого сознания женщины, то получалось, что Вероника Кочкина искренне считала, что ей пытались навязать чужого ребенка вместо родного. Но это же было бессмысленно! «Допустим, – рассуждал Сергей Петрович, – ребенка действительно подменили, но с какой целью? Если бы матери Ларисы пытались подсунуть больного ребенка вместо здорового, а здорового за определенную плату удочерила какая-нибудь крутая семейка, это еще можно было бы понять. Но здоровье у Ларисы Головиной, по словам патологоанатома, было отменным, в детстве она ничем не болела, да и внешностью ее бог не обидел. Здоровая, красивая девочка. Вот только не рыжеволосая, как мать. Неужели в этом было все дело, и сумасшедшая баба не признала своего ребенка из-за цвета волос? Идиотизм! Дети растут и меняются на глазах, а Вероника Ивановна не видела свою дочь три года, за это время девочка могла измениться до неузнаваемости. Шизофреничка она, а я анализирую ее неврастенический бред! Зачем? Затем, что все-таки что-то тут не так. Опять же непонятные родственники, проявляющие интерес к девушке незадолго до ее смерти. А вдруг действительно Лариса Головина – совсем не Лариса Головина? Но кто же тогда жил и умер вместо нее и куда делась настоящая Лариса?»
В прокуратуре Сергея Петровича ждал Олейников.
– Что случилось? – устало вздохнул следователь, заметив в лице оперативника странное возбуждение.
– Два дня назад в Москве-реке случайно нашли труп какого-то забулдыги. Огнестрел в голову. Думали, бомж. Алкоголя в крови немерено. Но огнестрел ведь был, поэтому дело на особый контроль взяли, – задыхаясь, сообщил Кирилл. – Так вот, Сергей Петрович, товарищу этому башку из того же самого пистолета пробили, что и Ларисе Головиной! Сегодня эксперты сообщили.
– Кто он такой?
– Документов при трупе не было никаких, но в кармане штанов обнаружен чек из продуктового магазина. Магазин установили. Я подумал, раз он алкаш был законченный, можно бы…
– Так действуй, Кирилл. Опроси местное население…
– Уже…
– Что – уже?! – разозлился Анин.
– Алкаши по описанию указали на Комарова Константина Ивановича, продавщица в магазине тоже склоняется к тому, что это он. Говорит, давно не заходил. Я выяснил, что он пенсионер и нигде не работал. Живет в коммуналке. Но дома – никого. Соседка по лестничной клетке сообщила, что Комаров в новогоднюю ночь уехал в Саратов со своим троюродным братом. Брата она видела в первый раз и раньше о нем ничего не слышала. Мне бы квартирку осмотреть, чтоб достоверно убедиться…
– А где его соседи по квартире?
