– Этого не может быть! Я повторяю, этого не может быть! Разрешите мне увидеться с ней. Мне нужно с ней поговорить. Я должен ее увидеть. Ей нужна моя помощь! Господи, как же это?! А, ну конечно, все ясно! Она созналась, потому что ей было плохо – когда ломка начинается, все что угодно скажешь. Что вы ей пообещали за признание? Дозу, да? Да что я спрашиваю, и так все ясно. Вы здорово все придумали. Только я этого так не оставлю! Я буду жаловаться! Я дойду до Москвы! Вы за все ответите. Я люблю ее!! Она не могла убить. Вы просто не знаете ее.
– Мне очень жаль, Костя…
– Нет, вам не жаль! Вы рады, что так быстро раскрыли дело. Конечно, она ведь наркоманка, зачем с ней церемониться. Какая это приятная для вас, должно быть, новость!
– Ну все, хватит! – разозлился Симбирцев. – Ты, мальчик, видно, забыл, что сам способствовал тому, чтобы она продолжала колоться. Раньше надо было о любви своей вспоминать! Если ты ее так любил, почему не заставил обратиться к врачу, почему продолжал покупать ей наркотики? Молчишь? Свидания с ней ты не получишь! По рекомендации врача я отправил девушку в больницу, а там посещение больных запрещено. А знаешь, почему запрещено? Потому что такие, как вы, сердобольные и сострадательные, пытаются любыми способами передать наркотики своим близким. Что смотришь? Может, проверим, что у тебя в карманах лежит?
Костик побледнел и вскочил на ноги.
– Вы не имеете права! Вы…
– Садись и пиши, где была Катя Логинова в день убийства адвоката Петухова!
Костик медленно осел на стул, вытер капельки пота со лба и схватился за ручку.
– Я все напишу… В тот день она была в Солнечном. Вы ведь это хотели от меня услышать?
Симбирцев с отвращением посмотрел на сидящего напротив мальчишку. Вот он и сломался, и заложил любимую женщину. Испугался, слюнтяй, маменькин сынок! А ведь если бы он не сознался, доказать причастность Кати Логиновой к смерти адвоката было бы очень сложно. В квартире девушки так и не нашли яда, которым был отравлен адвокат, и ножа, которым наносились удары в живот. Отпечатки пальцев и ее слюна на бокале указывали только на то, что Катя Логинова из него пила. Однако доказать то, что она пила из этого бокала именно в ночь убийства, было практически невозможно. Ему вдруг стало так жаль эту девушку, с которой он и сам поступил не совсем честно, что возникло желание порвать протокол с показаниями Кости, вообще порвать все, что связано с ее признанием, которое она дала в состоянии ломки. Костя был прав, он воспользовался ее состоянием и получил то, что хотел. На душе было скверно, но Симбирцев успокаивал себя, что именно так и нужно поступать с преступниками. Ведь никто, кроме Кати Логиновой, не мог совершить эти убийства.
Все укладывалось в одну линию. У Кати было несколько мотивов убить Лизу. Первое: она завидовала ее таланту, только после смерти Лизы ее «заметили»; второе: она ревновала Лизу – любовь к Семену и желание заполучить его любой ценой; и третье: что всплыло совершенно случайно во время допроса девушки, – она заняла у Лизы деньги – много денег, и к моменту убийства подходил срок возвращать долг. Дело об убийстве Елизаветы Самариной было практически раскрыто. Оставалось вычислить только сообщника Кати Логиновой, который, вне всякого сомнения, у девушки был. Но проследить ее связь с сообщником оказалось не так просто. Сначала подозрение пало на отца Кати. Кэт была очень близка с отцом, который готов был ради дочери на все. В прошлом он пошел на серьезные нарушения закона и отмазал дочь от тюрьмы. В одиночку он не смог бы этого сделать, ему кто-то пошел навстречу и помог. Теперь он решился на еще более отчаянный шаг – на преступление, но убийство следователя Егорова было бессмысленно с точки зрения здравого смысла. Показания Егорова не угрожали непосредственно Кате Логиновой, так как Егоров был уверен, что Лизу Самарину убил Громов. К тому же о том, что Катя причастна к смерти Лизы и адвоката Петухова, на момент убийства следователя Егорова еще никто не знал. Значит, следователя убили совсем из других соображений. Показания Егорова могли вывести следствие на человека, по указке которого следователь действовал, а это был, без сомнения, прокурор города – Эдуард Васильевич Костров. Много лет назад прокурор помог Логинову отмазать дочь, и теперь убийство Егорова выглядело как плата за прошлое. Вновь появилась возможность привлечь прокурора к ответственности, теперь уже с помощью отца Кати, но Логинов на всех допросах молчал – страх за свою жизнь не давал ему раскрыть рта, такой патологический страх, что его не сломало даже то, что его дочь оказалась задержана по подозрению в убийстве двух человек. В виновность Кати он не поверил, свою причастность к этим делам наотрез отрицал, так же, как и Костя, бился в истерике и кричал, что все это – трагическая ошибка и что его дочь не способна никого убить. Симбирцев, наблюдая за отцом Кати Логиновой, чувствовал, что он действительно не в курсе проделок дочери. Дело было даже не в том, что его растерянность, шок и последующая истерика выглядели очень убедительно и правдоподобно, дело было в другом – Логинов был простоват, слишком простоват, чтобы совершить вместе с дочерью подобное преступление. Из этого следовало лишь одно – Катя каким-то образом связана с прокурором и вместе с ним осуществила свою подставу. Симбирцев был зол. Столько смертей произошло по указке милейшего Эдуарда Васильевича Кострова, а прижать его никак не получалось! Свидетели его нечистоплотности умирали один за другим, а он, не моргнув глазом, продолжал руководить прокуратурой города Солнечного, ездил с семьей на природу, обедал в ресторанах и ничего не боялся. Желание засадить Эдуарда Васильевича Кострова за решетку стало для Симбирцева навязчивой идеей. Он перестал спать по ночам и стал есть в два раза больше, стремительно прибавляя новые килограммы к своему и так не маленькому весу. Наученный горьким опытом, на этот раз он предпринял еще более серьезные меры предосторожности и спрятал Катю Логинову в специальную больницу, на территорию которой пройти было сложнее, чем в тюрьму.
Всех оперативников, работающих на задержании Егорова, временно отправили по командировкам, новый состав оперативно-следственной бригады тщательно проверили, после этого отца Кати поместили в обычную камеру СИЗО, оснастив ее специальным оборудованием, и стали ждать. Если прокурор попытается покончить с очередным свидетелем и направит своего человека для осуществления этой миссии, его сразу схватят, а отец Кати с перепугу начнет говорить. Убийца пока никак себя не проявлял, и Вячеслав с каждым днем терял терпение. У него даже возникла идея, что можно самим осуществить мнимое нападение на Логинова, этим спровоцировав его на дачу показаний против прокурора. Но эту идею не одобрило начальство в лице полковника Веревкина, что ввергло Симбирцева в еще большее уныние, которое пришлось заесть двумя курочками-гриль на ночь. Настроение его сразу улучшилось, он немного успокоился и не стал торопить события, решив заняться вплотную Катей Логиновой. А так как девушка пребывала в больнице уже несколько дней, он посчитал, что пришло время ее навестить, надавить на нее и выведать наконец, каким образом она связана с прокурором и почему он помог ей избавится от Лизы Самариной.
– Я могу идти? – робко спросил Костик. – Я все написал, как вы хотели.
– Иди, я с тобой свяжусь, когда ты понадобишься, – равнодушно сказал Симбирцев. Костик встал и заспешил к двери. – Погоди, дружок, – остановил его в дверях Симбирцев. – Ответь мне на один вопрос, я его не официально задаю, а так, ради спортивного интереса. Ты ведь ее на наркотики намеренно посадил, да? Ты ведь специально это сделал, чтобы она всегда была рядом? – Костик побледнел, глаза его забегали из стороны в сторону, руки затряслись. – Какая же ты мразь, вы определенно стоите друг друга. И знаешь что, Костя, не рекомендую попадаться на моем пути в неофициальной обстановке – переломлю, как гнилую
