русского корабля и хвалили прочность его работы. Разнесся слух, очень встревоживший турок, что большая русская эскадра стоит под Треби-зонтом и Синопом и грозит нападением на эти места. Особенно перепугались турки, когда Памбург, угощая на своем корабле знакомых ему французов и голландцев, в самую полночь открыл пальбу из всех орудий к великому ужасу султана, жен его, министров, народа: все вообразили, что Памбург давал сигнал Царскому флоту, ходившему по морю, идти в пролив к Константинополю. Султан в крайнем раздражении требовал строгого наказания Памбурга; однако Украинцев успокоил турок, и этим дело кончилось.
Во время переговоров с турецким правительством, продолжавшихся не менее восьми месяцев, Украинцев жаловался на дипломатов Англии, Голландии и Венеции, нисколько не желавших содействовать успеху России. Серб Савва Рагузинский сообщил Украинцеву, что «послы христианские, которые в Царьграде, все противны миру нашему, и потому не доведется им ни в чем верить; у всех у них то намерение, чтоб москвичей в дальнюю с турками войну вплесть». Иерусалимский патриарх утверждал также, что, «конечно, римляне, лихтеры и кальвины не желают, чтоб был мир у великого государя с султаном, и православным христианам они естественные враги». Украинцев узнал также, что и польский дипломат старался препятствовать заключению мира между Турциею и Россиею [511].
Чрезвычайно трудно было склонить Порту к уступке Азова, к согласию на постройку около этой крепости еще других русских фортов. Большим затруднением служил далее вопрос об уступке лежавшей на Днепре крепости Кизикермен.[512]
ГЛАВА II
Северная война до 1710 года
Борьба между Швецией и Россией из-за Прибалтийского края началась еще за несколько столетий до Петра. Решаясь на разрыв с Карлом XII, он продолжал то, что было начато его предшественниками. Россия для более удобного сообщения с Западной Европой нуждалась в приобретении береговой линии заливов Финского и Рижского. Царь Иван IV старался овладеть Эстляндией и Лифляндией. Борис Годунов во время царствования Феодора Ивановича стремился к занятию Нарвы. Царь Алексей Михайлович осаждал Ригу.
Для России в это время представляла большую выгоду борьба Швеции с Польшей, начавшаяся еще при Густаве Вазе. Антагонизм между этими обеими державами мог считаться, некоторым образом, спасением для Московского государства. Трудно сказать, куда повели бы дружеские и союзные отношения между Швецией и Польшей, обращенные против России.
Еще в начале XVII века обнаружился сильный перевес Швеции над Россией в области политики и ратного дела. Шведские войска находились в центре Московского государства; шведский принц, брат Густава Адольфа, был избран в цари московские. Заключение Столбовского мира (1617) могло считаться большою выгодою, хотя Россия этим трактатом и была отрезана от моря. Преемники Михаила Феодоровича всячески старались устранить условия этого договора. Малороссийские смуты около половины XVII века лишали Россию возможности бороться успешно против Швеции; царевна Софья не решалась действовать наступательно. И Петр в первые годы своего царствования не думал вовсе о разрыве с Швецией), хотя Россия и не упускала из виду своих притязаний на приморские области, Ингерман-ландию, Карелию, Ижору и прочие.
Вековая распря между Швециею и Россиею именно в это царствование повела к точно определенным результатам, изменившим совершенно политическую систему на северо-востоке Европы. Швеция благодаря России лишилась своего значения первоклассной державы, которое она приобрела при Густаве Адольфе. Успешными действиями в войне со Швециею Россия приобрела гегемонию в этой части европейской системы государств. Прежнее Московское полуазиатское государство превратилось во Всероссийскую империю. Находясь до этого вне пределов Европы, Россия, участием своим в делах восточного вопроса заслуживавшая все более и более внимание Запада, сделалась путем результатов шведской войны полноправным членом политической системы Европы. И в области внешней политики, так же как и преобразованиями внутри государства, царствование Петра составляло собою эпоху не только в истории России, но и во всемирной истории.
Трудно определить время, когда именно в царе Петре родилась мысль о нападении на Швецию. До путешествия за границу в 1697 году он был занят исключительно восточным вопросом. Неблагоприятный прием, оказанный царю в Риге весною 1697 года, послужил впоследствии отчасти поводом к объявлению войны Швеции; однако нельзя думать, чтобы этот ничтожный эпизод заставил царя решиться на разрыв со Швециею. По крайней мере, Петр во время пребывания в Кенигсберге не согласился на заключение наступательного союза против Швеции. Послание Лефорта к шведскому министру Бенгту Оксеншерна из Липштата от 1 августа 1696 года, в котором говорилось о польских и турецких делах, было писано в тоне мира и дружбы и заключало в себе предложение возобновить прежний союз. Петр имел в виду отправить Лефорта в качестве посла в Швецию. Шведский канцлер в своем ответе на послание Лефорта обещал оказать последнему благосклонный прием в случае его приезда [513]. В Гааге русские путешественники находились в благоприятных отношениях с шведским дипломатом Лилиенротом. В это время Петр выразил шведскому королю благодарность за подаренные им для турецкой войны пушки. Одним словом, нельзя было ожидать разлада между обеими державами в ближайшем будущем.
С другой стороны, нельзя не заметить, что Петр во время пребывания в Курляндии говорил о своем желании стать твердою ногою на берегах Балтийского моря [514]. Для успешных действий в этом направлении он нуждался в содействии Польши.
После вековой вражды между Польшей и Московским государством, после окончания в пользу России упорной борьбы за Малороссию было заключено в 1686 году «вечное докончание». Несмотря на это, в Польше, как мы видели, питали надежду на приобретение вновь Малороссии, где постоянно являлись польские эмиссары и агитаторы. Мы помним, в какой степени завоевание Азова Петром не понравилось полякам. Осенью 1696 года русский резидент в Варшаве Никитин узнал, что в Польше мечтали о заключении против царя союза с крымским ханом и что к гетману Мазепе бывали беспрепятственные посылки от поляков.
Вскоре после этого произошла перемена на польском престоле. Московское правительство содействовало избранию саксонского курфюрста Фридриха Августа, неудаче французского кандидата принца Конти. Недаром Виниус поздравил царя с тем, что не был выбран «петуховый», т.е. поддерживаемый Франциею кандидат. В то время Московское правительство в особенности мечтало о союзе с Польшею против Турции; принц Конти, находившийся в зависимости от Людовика XIV, едва ли оказался бы склонным содействовать дальнейшим успехам царя в борьбе с Оттоманскою Портою. За то Август, получив царскую поздравительную грамоту, объявил Никитину, что дает честное слово быть с царем заодно против врагов Креста святого и что изъявленный ему Петром аффект никогда не изгладится из его памяти [515]. При всем том, однако, и в первое время царствования короля Августа не прекращалась польская, враждебная России агитация в Малороссии. Оказалось чрезвычайно трудным устранить вековой религиозный антагонизм между поляками и русскими, католиками и православными.
Тогда именно личное знакомство Петра с Августом, свидание в Раве (от 31 июля до 3 августа 1698 года), положило начало весьма важному сближению между Польшею и Россиею. Вот что сказано об этом свидании в «Гистории Свейской войны», составленной под непосредственным наблюдением самого Петра: «Король Август говорил, что много поляков противных имеет, и примолвил, что ежели над ним что учинят, то не оставь меня. Против чего Петр ответствовал, что он готов то чинить, но не чает от поляков тому быть, ибо у них таких примеров не было; но просил его, дабы от своей стороны помог отмстить обиду, которую учинил ему рижский губернатор Дальберг в Риге, что едва живот спасся; что король обещал». Но понятно,
