Гарри перевернулся и с трудом взглянул на консоль рядом с подушкой. Многозначительно подмигивали светящиеся символы. Но те части его мозга, которые предназначены для чтения, были сконструированы недостаточно надежно. Им требовалось некоторое время, чтобы разогреться.
— Гух… — заметил Гарри. — Вух?
Сон по-прежнему не отпускал тело, утомленное долгой одиночной вахтой. Сколько дуров прошло с тех пор, как он упал на койку, дав себе клятву уйти со службы, когда закончится это дежурство?
Сон пришел быстро, но не принес покоя. Здесь, в Е-пространстве, сны Гарри всегда были полны видениями. В сущности, сны тоже были частью его работы.
В состоянии сна РЕМ Гарри даже посещал степи Хорста, где в детстве его всегда окружал пыльный горизонт. Заброшенная планета, на которой тяжелые темные тучи постоянно нависают над головой, но держат влагу в себе, почти не делясь ею с иссохшей почвой. Обычно после таких снов он просыпался с пересохшим ртом, с отчаянным желанием пить.
В других снах он видел Землю, шумную планету-город, переполненную высокими людьми: небоскребы и роскошная зелень запечатлелись в памяти за одно короткое посещение, много веков назад, в другой жизни.
Были еще кошмары с кораблями — огромными боевыми дредноутами и подобными спутникам ковчегами вторжения, освещенными звездным светом или окутанными темным свечением своих ужасающих силовых полей. Фрегаты-привидения, более ужасные, чем в реальной жизни.
Это были
Гарри смотрел на мерцающие буквы — каждая извивалась, словно спятивший живой иероглиф, жестикулируя на идеограмматическом синтаксисе галактического языка номер семь. Сосредоточившись, он перевел это сообщение на родной англик.
— Здорово, — сухим тоном заметил Гарри.
Очевидно, патрульный корабль снова приземлился.
— Просто замечательно.
Тон сигнала изменился. Оттолкнувшись от койки, Гарри босиком ступил на холодный пол и вздрогнул.
— Только подумать… мне говорят, что у меня
Иными словами, нужно быть хотя бы частично спятившим, чтобы подходить для такой работы.
Стряхнув сонливость, он поднялся по лестнице на обсервационную платформу непосредственно над каютой — шестиугольное помещение в десять метров поперек с контрольной панелью в центре. Потянулся к кнопке сигнала тревоги и сумел отключить его, не приведя в действие вооружение и не выпустив атмосферу станции в пространство Е. Сводящий с ума гудок резко смолк.
— Ах… — Гарри вздохнул и едва не уснул снова прямо здесь, стоя за мягким командирским креслом.
Но тогда… если он опять уснет, то снова увидит сны.
Почесав живот, Гарри посмотрел на приборы. Никаких красных огней. Станция как будто функционирует нормально. Никаких крупных прорывов реальности. Со вздохом он сел в кресло.
— Режим наблюдения. Доложите о положении станции.
Загорелся голографический экран, в воздухе повисла синяя буква «Н» гротескового шрифта. От этой медленно поворачивающейся буквы послышался мелодичный голос:
Режим наблюдения. Единство станции в норме. Сигнал тревоги принят командиром станции Гарри Хармсом в 4-48-52 внутреннего времени по субъективной оценке…
— Я и есть Гарри Хармс. Почему бы не сказать мне чего-нибудь такого, чего я не знаю? Например, из-за чего сигнал тревоги, ты, неудачный предлог для парика на лыси…
Проклятие прервалось из-за чихания. Гарри тыльной стороной волосатой ладони вытер слезы.
Гарри забрался к верху вертикальной занавески-жалюзи — такие жалюзи покрывали все шесть окон станции, просунул палец между двумя планками и развел их. Слегка поколебавшись, посмотрел одним глазом.
По крайней мере станция, кажется, приняла стандартный формат. Она не кит, не медуза, не аморфная капля, хвала Ифни. Иногда этот континуум оказывает на предметы очень странное, даже смертельное воздействие.
На этот раз контрольное помещение по-прежнему, как стеклянный купол, расположено на сплющенном белом сфероиде, открывая круговой обзор обширного метафорического царства, сомнительного, опасного, но никак не однообразного.
На удалении виднелись рваные черные горы, подобные эбеновым айсбергам; они величественно пронзали нечто напоминающее бесконечное море пурпурной травы. «Небо» красно-синего цвета, какой можно увидеть только в пространстве Е. И в нем дыры.
Пока все хорошо.
Гарри пошире развел планки, чтобы увидеть то, что ближе к нему, и удивленно замигал. Станция расположена на блестящей гладкой коричневой поверхности. И по всему пространству по крайней мере на километр во всех направлениях разлеглись толстые гигантские желтые морские звезды!
По крайней мере таково было первое впечатление. Гарри бросился к другому окну и опять выглянул. По эту сторону тоже морские звезды. Они покрывают поверхность так, что найти проход будет нелегко.
— Черт побери! — По опыту Гарри знал, что бесполезно пытаться перелететь над такими штуками. Если они представляют объекты в двух измерениях, преодолевать их тоже нужно в двух измерениях. Так действует аллофорическая логика в этой зоне пространства Е.
Гарри вернулся к контрольной панели и нажал кнопку. Все жалюзи отошли, неожиданно открыв панорамный вид. Горы и пурпурная трава на удалении. Коричневая гладкость ближе к станции.
И — да — станция полностью окружена морскими звездами. Желтые морские звезды со всех сторон.
— Фью! — Гарри содрогнулся. У большинства желтых чудищ по шесть лучей, хотя у некоторых по пять или по семь. И они как будто не движутся. По крайней мере это хорошо. Гарри терпеть не мог передвигающиеся аллафоры.
— Режим пилотирования! — приказал он.
С легким треском плывущее гельветическое «Н» сменилось курсивным «П».
— Слушаю, личность-командир. Куда направимся, Генри?
— Меня зовут Гарри! — рявкнул он. Возможно, на англике развязный тон режима пилотирования показался бы веселым и дружелюбным, но слова произносились на глупом галактическом семь. Однако единственная другая запрограммированная возможность — замена на галактический два, состоящий из свиста и щелканья. Даже на диалект губру. А Гарри не в таком отчаянном положении, чтобы испробовать это.
— Приготовься продвинуть нас над видимой плоской поверхностью с траекторией в два сорок градуса, с кораблем в центре, — приказал Гарри. — Очень медленно.
