Два воина сходились всё ближе и ближе. И ни один не собирался уклоняться, потому что свернуть в сторону значит подставиться под заклятие врага…
Расстояние между молотом и наковальней стремительно сокращалось, но ни один из них не думал останавливаться…
—
Невилл увидел внезапный ужас на лице капитана Уизли, когда в того попало заклинание левитации. Они проверяли эти чары перед началом битвы, и, как и предполагал Гарри,
— Будь ты проклят, Лонгботтом! — завопил Рон Уизли. — Хоть раз сразись по-нормальному, без своих дурацких спецатак…
Солнечного капитана закрутило вокруг своей оси, и заклинание сна, пущенное Невиллом, попало ему в ногу.
— Я не сражаюсь честно, — ответил Невилл уснувшему, — я сражаюсь, как Гарри Поттер.
* * *
И до сих пор, всякий раз стреляя в Гермиону, Гарри чувствовал себя отвратительно. Её лицо приобрело мирное выражение, руки безвольно распростёрлись в стороны, а лучи солнца скользили по её камуфляжной форме и облаку каштановых волос. Смотреть на это было тяжко.
А если бы Гарри попытался не стрелять в неё… не только Драко поймёт, что это означает, но и сама Гермиона на него обидится.
Гарри быстро оглянулся.
Две армии поспешно отделились друг от друга, вновь превратившись в два косяка рыб.
Генерал Грейнджер потеряла семнадцать очков, но забрала с собой трёх солдат Хаоса и двух Драконов, ещё один солдат Хаоса и двое Драконов были застрелены как предатели. В итоге получалось, что Гермиона потеряла семь баллов, Гарри — один, Драко — два, то есть Солнечные опережали Драконов на двадцать очков, а Хаос — на семнадцать. Если Хаосу удастся уничтожить все двадцать оставшихся Драконов, он победит. Конечно, оставался джокер в виде семи отделившихся Солнечных солдат…
…если, конечно, их можно так называть.
Два косяка медленно сближались. Солдаты обеих армий приготовились выкрикнуть название своей армии и атаковать…
— Всем, кто их получил, — громко произнёс Гарри, — помните Специальные приказы с первого по третий. И не забудьте «Мерлин говорит» в третьем. Приказ не подтверждать.
Заслуживающие доверия две трети армии кивать не стали, а оставшаяся треть просто приобрела озадаченный вид.
