говорили, чтобы больше не было столько мёртвых тел на дороге. Эти паршивые собаки должны подохнуть в Алеппо. Не раньше.
— Убивайте понемногу, — говорили они, — по двадцать- тридцать человек.
Они говорили, а люди холодели от ужаса и страха, слыша эти слова.
Когда, наконец, стрельба стихла, жандармы подняли живых с земли и заставили убирать тела с дороги. Они заставляли бросать тела в реку. Вместе с мёртвыми в реку заставляли выбрасывать тяжелораненых. Все молча повиновались. Никто из колонны более не смел ослушаться приказов, хотя чаще всего людям приходилось выбрасывать своих отцов, матерей, сыновей, дочерей. Чувства людей после этого безжалостного расстрела притупились. Все они отчётливо понимали, что приговорены к казни и приговор скоро будет приведён в исполнение.
До позднего вечера люди выбрасывали тела своих близких в реку. И только глубокой ночью они обессиленные, разбитые горем, ужасаясь собственной участи и завидуя мёртвым… получили долгожданный отдых. Колонну расположили рядом с дорогой. Сразу же появились сотни костров, на которых готовили пищу. Люди вытаскивали остатки своих продуктов и воды. Пока почти ни у кого не было в них нужды. Однако, несмотря на голод и жажду, они ели, лишь для того, чтобы иметь силы идти. В каждом из этих людей теплилась надежда. А вдруг их спасут? Вдруг передумают и отпустят?
Констандян собрал всю свою семью возле одной из повозок. Сыновья собрали сухие ветки, что валялись в большом количестве. Он тоже разжёг костёр. Жена разложила провизию и начала готовить еду. Всё проходило в полном молчании. Когда еда была готова, они наскоро поужинали. При этом и Констандян и его сыновья постоянно озирались на стоявших невдалеке жандармов, которые о чём-то втихомолку переговаривались.
— Надо бежать, — шёпотом произнёс Констандян, оглядываю всю свою семью, — надо бежать, как только выдастся случай. Турки не оставят нас в живых. Если сейчас они убивают нас среди бела дня, то, что будет потом, когда мы приблизимся к пустыням? Нет, нет, дети мои…надо бежать.
— Но как, отец? — раздался голос одного из сыновей. — Как мы сможем бежать? Всюду жандармы, солдаты…они убьют нас.
— Они всё равно убьют нас, — всё так же шёпотом ответил Констандян, — всё повторяется снова, как при Абдул Гамиде. Нас хотят уничтожить. Всех уничтожить. Иначе они не посмели бы вот так расстреливать людей. Бежать. Только бежать. Нет другого выхода.
— Надо спасти детей, — тихо произнесла Мириам, которая и во время ужина лежала на повозке и особенно сильно прижимала к себе маленькое тельце, — они самое главное для меня.
— Пусть наступит утро, — прошептал Констандян, — у меня есть немного денег. Попробую договориться с жандармами. Может, позволят нам уйти обратно, в Эрзерум. Оттуда поедем в Карс, к русским.
— Дай-то бог, — прозвучал тихий голос жены, — я жить не смогу, если с детьми или с внуками что- нибудь случится.
— Даже не думай об этом, — прошептал в ответ Констандян, — я сделаю всё, чтобы спасти нас.
— А что будет с остальными? — подала голос Мириам. — Что они с ними сделают?
— Мне-то какое дело, — отозвался Констандян, — пусть они сами о себе думают.
— Отец, — в голосе Мириам послышался откровенный упрёк, — это же армяне. Наш народ. Мы все в беде. У нас у всех горе. Мы не должны думать только о себе. Другим ведь сейчас гораздо хуже, чем нам. Они потеряли свои семьи. Так как же мы бросим их и уйдём?
— Совсем спятила эта девчонка, — прошептал Констандян, бросая на дочь гневный взгляд, — о других думает, когда сама стоит на пороге смерти. Мириам, приди в себя, твоя семья может погибнуть.
— Здесь все люди — моя семья!
— Да пошли они, все эти люди, — разозлился Констандян, — поверь, дочка, умирать будешь, никто из них тебе руки не подаст. Сейчас каждый о себе думает. Думает, как бы спастись.
— Как ты, — снова в голосе послышался упрёк, — поэтому нас и убивают. Помнишь, что мой Арут говорил: «Защищай семью другого, как свою собственную».
— Арут, Арут, — в тихом голосе Констандяна послышалось раздражение, — турки несколько тысяч армян сегодня убили…и где был твой Арут? Завтра нас убьют и никто, даже твой Арут, не поможет. Турок слишком много.
Мириам приподнялась на локте. В пламени костра глаза её отражали гнев.
— Никогда не говори плохо о моём Аруте, отец, — предостерегла Мириам, — он не чета тебе и другим здесь. Он не раздумывая, сотни раз на смерть шёл, ради спасения людей, которых он не знал, но которые были его народом. Страдающим народом. Арут лучше всех нас в тысячу раз. И поверь, знай он, что мы здесь…его бы никто и ничего бы не остановило. Он бы спас нас, или умер спасая.
— Да, да твой Арут самый лучший. Он храбрый, отважный, сильный…что ещё… смелый. Никого не боится. А меня ты считаешь трусом, потому что я хочу спасти свою семью? Включая тебя и твоих детей?
— Отец! Не надо спасать меня и моих детей. Мы разделим участь нашего народа, а ты можешь ехать в свой Карс.
— Да как ты смеешь со мной так разговаривать! — взорвался, было, Констандян, но послышался голос жены:
— Хватит. Нам и так нелегко, да ещё вы грызётесь между собой. Ложитесь спать. Нам завтра ещё идти. Силы нужны будут.
Констандян отвернулся от всех. Прихватив один из мешков, лежащих на повозке, он с явно демонстративным видом улёгся подальше от своей дочери. Жена только и знала, что качала головой.
Постепенно весь лагерь погружался в сон. Люди лежали вперемежку на голой земле. Костры ещё долго горели. Закончился второй день пути. Сколько ещё предстояло пройти, никто из них не знал.
Глава 17
12 июля. Вблизи города Баберда.
Отряд заночевал в скалах близ озера, где-то посередине между Мамахатумом и Бабердом. Спали всего несколько часов. Едва забрезжил рассвет, люди начали подниматься. Лошадей ещё с вечера накормили и напоили. Они стояли готовые и полные сил. Пока остальные фидаи готовились к дальнейшему пути, Арут, накинув на себя рубашку, пошёл к воде. Он спустился к самому берегу озера. Сняв сапоги он тщательно вымыл ноги, а затем долго мыл шею и лицо. Закончив мыться, он так и завис над водой, глядя на своё отражение. Неизвестно, сколько бы он стоял, если за ним не спустился бы обеспокоенный долгим отсутствием Арсен.
Сзади Арута раздался его бас:
— Что с тобой, брат Арут? Не болеешь?
— Нет, — Арут выпрямился и бросил на Арсена короткий взгляд, — сон плохой видел. Кошмарный. Такие сны мне не снились с самой свадьбы. Теперь вот опять началось… — Арут вышел на берег и начал обуваться.
— Разведчики вернулись, которых ты вчера отсылал.
— Ну и что?
— Говорят, к Баберду не пройти, не то, что к Трапезунду. Все дороги заняты армейскими частями. Идут в направлении Эрзерума. Много орудий…, да и не только они. Вокруг снуют отряды башибузуков, курдов…видели четников. Плохо дело, одним словом. Не пройдём дальше…
— Как шакальё на мясо собираются, — Арут обулся и мельком взглянул на Арсена, — так ты думаешь, нам не стоит двигаться дальше?
— Не только я. Так все думают.
