Луций намекнул Будур Пери, что питает надежду освободить вскоре Антонио. Костар подал чай; круглый медный чайник пускал пары на термобронзовой конфорке. Наступил час приятной беседы. Луций гладил шерстку Аламута, который, мурлыча, лежал у него на коленях.
— Говорят, что по ту сторону Гесперид, на вашей родине, техника не в чести?
Будур задала этот вопрос при разговоре, который они вели, обмениваясь воспоминаниями о детстве, и Луций не уклонился от него. Он убавил свет и повернул к себе аэроионизатор.
— Вы должны рассматривать Бургляндию как некий пласт, который находится в состоянии покоя и тем не менее является началом движения, потому что каждое движение только тогда приобретает смысл, только тогда становится возможным, когда, зарождаясь внутри покоя, сменяет его. В этом смысле Бургляндию можно окрестить субстанцией, которая хотя и становится политически активной, когда заключает союз со временем, однако остается по сути своей в состоянии покоя и черпает из этого покоя свою силу, как из капитала, приносящего доход. В этом смысле законы техники там на самом деле не действуют. Достаточно ли ясно я выразился?
— Да, я понимаю, Новалис, если бы он родился историком, думал бы так же. Однако мой вопрос не затрагивал таких глубин. Я скорее имела в виду, что движение, раз уж оно освободилось от оков, может стать всемогущим и уничтожить своей атакующей мощью покоящуюся субстанцию. Как вы практически хотите противостоять этому натиску?
— Вы имеете в виду, как мы сможем защитить наши родовые гнезда, чтобы они в свою очередь не ринулись к прогрессу и не были им проглочены?
— Да, — сказала Будур Пери, — это мне представляется необыкновенным, как чудо.
— Необыкновенным, да, но опять же и простым для того, кто не дал сбить себя с толку. Дух времени овладевает только движением, но не субстанциями; он забирает мужчин, но не весь пласт, от которого они отделились, не их потаенный, незримый оплот.
— Это мне понятно, но, если мужчины падут, родина обезлюдеет. У нее не будет больше продолжателей рода. Силы, собранные Ландфогтом, привыкли принуждать и подчинять; можно опасаться, что вы не выдержите долгой осады. Он нацелен на господство над безликим и нивелированным миром. Отклонения от нормы и традиции преемственности должны быть вытравлены в людях — так в нападении на парсов я вижу сигнал того, что любая самобытность под угрозой.
— Не надо переоценивать силу Ландфогта; она в основе своей технического свойства и потому разрушительна по природе. Ему не хватает его доли в участии владения миром, где он выступает как противная сторона. Ведь даже своей победой он обнажит свое ничтожество. Он просуществует еще какое- то время, ликвидируя своих врагов, но потом захлебнется, как насос, оставшийся без воды.
Во Дворце было тихо, только раздавались приглушенные крики охраны, производившей смену караула. Луций молчал. Он слушал, как мурлычет Аламут да потрескивает аэроионизатор. Беседа подняла ему настроение. Все вещи предстали как бы в новом видении, словно разговор возвысил их из тьмы и придал им свет свободы. Он опять подхватил нить разговора.
— Страна замков сильнее любого потенциального движения, даже сильнее самой реальности. Временами действительность вплотную подступает к ней. Но потом чей-то сильный дух вновь открывает ее, как откапывает мифические города гениальный археолог.
— Именно поэтому складывается такое впечатление, что ваш Проконсул живет в замке, мимо которого течет время, обходя его стороной.
— Он может себе это позволить, потому что уходит корнями на недосягаемую глубину. Внутри масс еще живо, словно золото в наносном слое, знание этого, и оно неподвластно исчезновению. Вопрос, над которым размышляет Проконсул, заключается в том, можно ли опять массы превратить в народ.
— Подобные проблемы вряд ли волнуют мавретанцев.
— Нет, они скорее приветствуют возникновение толпы, массами можно манипулировать.
— Одно обстоятельство еще не до конца ясно для меня, — расспрашивала Будур Пери дальше, — я имею в виду то, что мавретанцы обязаны производить свой рекрутский набор в Бургляндии.
— Ответ надо искать в том, что дух только до известной степени можно обратить в силу. Прикидка обоюдная — бургляндцы пытаются привлечь к себе мавретанцев, чтобы привнести вековое наследие Страны замков в духовные сферы Гелиополя, как валюту, курс которой не должен падать. Они традиционно передают им более утонченные манеры, в первую очередь в понимании государственного права и теоретических основ норм хозяйственной практики. Мавретанцы в свою очередь стремятся оттеснить бургляндцев в чисто исполнительные органы, чтобы использовать себе на благо их унаследованное чувство такта, особенно в командовании войсками, консульском управлении и дипломатии. Благодаря им в высших эшелонах власти наступает равновесие.
Будур Пери слушала с явным неудовольствием.
— Все это кажется мне слишком запутанным и выдуманным лишь для того, чтобы запугивать людей. Я опасаюсь, что вы слишком углубились в эти лабиринты.
Луций выключил аэроионизатор.
— Возможно, вы правы. Я это особенно чувствую в часы, проведенные тут. Вы появились как раз вовремя.
Потом он продолжил:
— Я, конечно, нагоняю на вас скуку. Все это жалкие партии, что разыгрываются на здешней шахматной доске. Одними только рассуждениями невинность не вернуть. Можно подумать, что Бог способствует продвижению только тех, кто спит и видит, как бы взорвать весь мир: только в одном этом видят они свое торжество, презрение к смерти, абсолютную волю, которая рождает великое назначение. Может, все дело в том, что Он, как тогда перед всемирным потопом, планирует создание Своего нового творения? В таком случае Регент, возможно, будет играть роль нового Ноя.
Будур Пери поднялась, она слушала с возрастающим напряжением.
— Вы коснулись очень важных вещей. Кто это может лучше прочувствовать, чем парсы? Мы с давних пор верим, что во времена тьмы готовится новая победа сил света. Но тут вы пошли даже дальше. Что толку осужденному, если ему подробно опишут устройство машины, гениально придуманной для его казни? Лучше бы вам обратиться к более симпатичным вещам.
Луций засмеялся:
— Я не отрицаю, что несколько подпал под влияние определенных страстей. Но разве достаточно было бы одной лишь симпатии, чтобы вырвать вас из когтей доктора Беккера? И с Антонио будет точно так же.
Время перевалило уже за полночь. Вошел Костар, чтобы приглядеть за чайником.
— Где вы покупали чай? — спросил его Луций.
— Донна Эмилия купила его у Зербони, еще до разгрома лавки. Это черный китайский чай, самый лучший, у нас его еще много.
— Это как нельзя кстати, — обратился Луций к Будур Пери, — у нас, следовательно, есть самый лучший исходный материал для эликсира.
— Выбросьте это из головы, Луций. Антонио знал, почему держит его в тайнике.
— Я освобожу его и спрошу у него совета.
— Он не может лишить вас права на риск.
— А мне он только наполовину представляется столь опасным и кажется вдвойне заманчивым, после того как племянница Антонио обещала принять в нем участие. Иначе мы нарушим данное друг другу слово.
Он остановил Костара и попросил принести «веккьо». Наполнив бокалы вином, он опять включил аэроионизатор, заполнивший комнату звуками, которые, вызывая в душе приятные картины и мелодии, без труда уводили в мир неизведанных ощущений.
Операция на Кастельмарино
