Мне необходимо было это знать.
В конце концов, должен же я представлять себе, что именно передам Суигинто.
— Я… не знаю, как объяснить тебе, Отец. Это, наверно, связано со снами… Но у меня нет нужных слов — здесь. Я могу… показать тебе, чтобы ты понял.
— Так покажи мне.
— На чем? Точнее, на ком?
Вместо ответа я выразительно кивнул на храпящую тушу.
Суок замешкалась было, но потом твердо кивнула. Ее пальцы скользнули по золотой ленте, аккуратно сжали ее на голове и быстрым движением сдернули с волос и платья. Держа ее на вытянутых руках, она повернулась к соседу и легко подбросила ее в воздух.
— Зачем?
— Так надо, — лаконично ответила она. Меня удивила подобная сдержанность, но все же не так, как то, что лента зависла у нее над головой, слегка покачиваясь и изгибаясь. Ха! Забавно. Со мной в последнее время случилось столько чудес различной степени паршивости, что я к ним вроде как притерпелся — и вот, здрасьте. Воистину, ничто так не крушит картину мира, как маленькое и обыденное вопиющее нарушение законов физики.
Словно повинуясь легким движениям рук Суок, лента подплыла к пьянице, свилась в концентрическую спираль и начала вращаться — сперва медленно, а потом все быстрее и быстрее, сливаясь и размываясь. И вот уже лестничную клетку озарила мягким светом воронка дверей в сон — но не черная или серебристая, а желтая. В тон ленты.
— Идем, Отец, — она протянула мне руку. Я молча поднял ее на локоть и шагнул в золотистую неизвестность.
Туман цвета молодого меда.
Ну ни хрена себе!
Я примерно представлял себе, как должно выглядеть Мировое Древо, но попробуйте вообразить себе тиранозавра со слов того, кому его описывал очевидец! Ставлю миллион против оплеухи, что вам это не удастся. Огромный зеленый ствол, похожий на жесткую, но податливую стену, застилал половину неба цвета тишины — черно-фиолетового, с легкими вкраплениями аметиста и полевого шпата, наполненного крупными звездами всевозможных цветов. От ствола во все стороны шли гигантские горизонтальные утесы, редко усаженные… листьями? Ничего себе веточки.
Я окинул взглядом этот невероятный Иггдрасиль, подавляя внезапный и непонятный приступ тошноты. Вот уже действительно, у каждого муми-тролля должно быть что-то, на что он смотрит снизу вверх. Размеры Древа потрясали. Далеко вверху и внизу зеленая стена терялась в темном небе. Мое внимание привлек прямоугольный выступ на поверхности, сквозь кожицу которого можно было различить движение соков. Клетка?! Однако! А деревце-то однолетнее! Сколько же длится… год Бога? И что будет, когда наступит осень?
— Нам сюда, Отец, — подергала меня за джемпер Суок. Золотая лента вновь обвивала ее тело, свернутая кольцом на голове. Интересно. Впрочем, вполне логично. Не бросать же орудие — и оружие, между прочим! — на лестничной клетке над «телом бездыханным»? К алкашам на лестнице у нас еще кое- как привыкли, а вот позволять соседям наблюдать подобную Курскую аномалию явно не стоило. Еще внутрь полезут или ментов вызовут.
Я заскользил вдоль одной из ветвей. Суок, стреляя глазами из стороны в сторону, указывала путь между листьями. Она выглядела странно напряженной, словно ее что-то угнетало. Интересно, что?
— В чем дело, дочь?
— А? Нет, ничего, Отец, не беспокойся… Просто тут так странно. Я никогда такого не видела. Все такое…
— Да, трудно себе представить, что это не только сон, но и явь. Но не бойся. Дерево пусть и большое, но не злое.
— Дерево? — непонимающе посмотрела на меня она.
— Ну да, Дерево. Ты же видела их на картинках. А в чем дело?
— Ммм… Дерево… Прости, Отец, я хотела бы взглянуть на то, каким ты видишь… это. Ты позволишь?
Я удивился, но спорить не стал.
— Позволить-то позволю, но… Эй!
Я ощутил, как… Дьявол забодай, больше всего это было похоже на то, что моего разума коснулись чьи-то пальцы. Нежные, ласковые — но определенно чужие. Едва я вскрикнул, они сразу отдернулись и пропали, в глазах Суок мелькнул испуг.
— Отец, что такое? Больно?
— Да нет, — поразмыслив, ответил я. — Не больно. Странно — это да. В следующий раз предупреждай, как именно хочешь «взглянуть».
— Я думала, ты знаешь…
— Если бы я знал, дочь, то не стал бы предпринимать этот вояж. Ты «взглянула»?
— Нет, не успела… Думаю, если бы я попробовала сделать это быстро, тебе бы точно стало… больно. Очень больно. Отец, потерпи немного, пожалуйста, я не хочу причинять тебе боль!
— Уговорила, — усмехнулся я. — Давай, смотри. Все равно я уже подготовился.
Ощущение прикосновения мягких рук вернулось, но они как будто вовсе не собирались где-то копаться, к чему я, надо сказать, подсознательно приготовился. Напротив, они легко и плавно скользили по поверхности ума, будто оглаживая, счищая с него невидимую и неведомую пыль. Это, пожалуй, было даже приятно. Чего не сделаешь на благо революции, в сущности? А если дело важное и избежать его нельзя никак, что остается делать? Правильно. Расслабиться и получать удовольствие.
Непосредственно чем я и занялся.
Ее пальцы «гуляли по мозгам» пару минут, не более, но я уже ощущал себя, как после получаса хорошего массажа. Пожалуй, даже тайского. И можете не крутить носами, пошляки, никакой ереси тут не было и в помине. Просто заряд бодрости и одновременно странного спокойствия вошел в меня звездным светом и, свернувшись на дне памяти уютным клубочком, улегся спать, источая легкое сияние цвета зимнего тумана.
Наконец ощущение прикосновения исчезло. Суок глубоко вздохнула, улыбнулась и с каким-то новым интересом посмотрела вокруг. И вдруг рассмеялась.
— Значит, Дерево? Как хорошо! Это куда приятнее видеть.
— А что, раньше ты воспринимала его по-иному?
— Да. Это было очень непривычно, даже неприятно — страшно не люблю чего-то не понимать. Я решила воспользоваться твоим образом, чтобы было проще.
— А что именно ты видела?
Она открыла рот, затем закрыла. На ее лице возникли растерянность и даже беспомощность.
— Я… Я опять не знаю, как тебе объяснить, Отец. Я не знаю таких слов. Мне даже не с чем сравнить: цвета, запахи, прикосновения — все это не подходит. Извини меня, пожалуйста.
— Не надо извиняться. В конце концов, дочь, тебе еще нет и месяца.
— Хорошо, Отец.
Эта ее фразочка уже начала действовать мне на нервы. Но я, разумеется, промолчал.
Листья, листья, листья…
— Вот оно!
Перед нами было дерево соседа — жалкого вида чахлый стволик, росший из плоти Древа. Высотой не более полутора метров, кривое, почти голое, оно даже не было опутано сорняками — в них и не было нужды, если подумать. Собственный хозяин так привык на него плевать, что оно медленно погибало от бескормицы.
— Что ты хочешь сделать, Суок?
Она посмотрела на дерево, потом на меня — и вдруг зарделась.
— Я не… не знаю, Отец. Ты попросил меня показать на нем, что я могу. Но это опасно. Он может этого не выдержать… умереть или сойти с ума…
