половину голубиного яйца, по одному на каждой стороне креста, а в середине — созвездие из жемчужин, настоящих жемчужин, в оправе из того, что могло быть только золотом.
Она прижала крест к груди и закрыла глаза, стараясь дышать ровно. Она простояла так очень долго.
Он настоящий. Он принадлежит ей. И он стоит огромных денег.
Глава 4
Денвер оказался веселым, раскинувшимся вширь городом, с широкими улицами, по которым можно прогнать целое стадо коров, с огнями во всех окнах и музыкой, доносившейся из каждой двери. Это был самый большой город, который когда-либо видела Энджел, и он представлял собой сплав скрытых возможностей и опасностей. Здесь можно легко спрятаться. По нему можно передвигаться незамеченным, выслеживая своего врага. Здесь может притаиться убийца из переулка с револьвером или ножом, скрыться еще до того, как упадет на землю тело невинной жертвы.
И когда Энджел сошла с поезда, когда последние серые тени сумерек передавали эстафету ночи, она думала о темных переулках, а не об огнях. На своей шее она носила огромное состояние, и массивное украшение так сильно давило ей на грудь, что она дышала с трудом. Она не представляла стоимости креста в денежном выражении, но знала, что он стоит столько, что за него могут убить. Она знала, что за все пять лет работы на рудниках они с Джереми не выработали серебра даже на одно крыло этого креста. Она отдавала себе отчет, что рубины не растут на деревьях, а жемчуг не продается в магазинах, в которые она обычно ходила за покупками. Она понимала, что, возможно, носит на шее большую сумму, чем видела за всю свою жизнь или о которой когда-либо мечтала.
Но там, в Грин-Ривер, убили человека. И есть еще двое головорезов, живых или мертвых, которые, когда им представится возможность, приложат все силы, чтобы убить ее.
Больше всего она хотела поскорее избавиться от креста и запустить пригоршни в прохладное чеканное золото. Ей так этого хотелось, что у нее даже ныли пальцы. Но она должна быть очень, очень осторожна.
Ее мысли метались, а глаза перебегали с предмета на предмет, подробно рассматривая все, что попадалось ей на пути. Она не могла охватить взглядом все сразу и потому слишком поздно заметила, как Джереми споткнулся о ступеньку, спускаясь на перрон. Адам поддержал его под локоть, и, спохватившись, Энджел поспешила придвинуться поближе, чтобы занять его место, злясь на себя за свою невнимательность.
Джереми засмеялся и попытался ее отстранить:
— Перестань суетиться, малышка. Что, мне нельзя оступиться в темноте?
— Ты устал, папа, — спокойно сказала Энджел, но, посмотрев на него, она ощутила тревогу и вину. Его лицо было серым и изможденным, он тяжело дышал. Она была так поглощена своими мыслями, что не заметила этого раньше… и это было еще одной причиной, по которой она должна как можно скорее избавиться от креста и поменять его на деньги, много денег, которые позволят им с комфортом доехать до Калифорнии и, может быть, даже купить дом. Дом на берегу океана. Папе это понравится.
— Сэр, после горячего ужина и спокойного сна вам станет лучше. Кондуктор говорит, что следующий поезд придет только завтра утром, поэтому нам придется здесь переночевать, — сочувственно произнес Адам.
Энджел метнула на него грозный взгляд, и массивный крест на груди показался ей еще тяжелее. Адам Вуд. После всего, что случилось, она почти забыла о нем и его глупых планах увезти ее в Нью-Мексико. Он представлял собой помеху, о которой в свете последних событий едва ли стоило беспокоиться, но она уже усвоила, что недооценивать Адама Вуда было бы большой ошибкой. Она должна как-то от него избавиться. За время до завтрашнего утра ей нужно продать крест и вместе с отцом сесть на поезд в Калифорнию, так чтобы Адам Вуд ничего об этом не знал.
И это, она была уверена, будет лучшей проверкой ее сообразительности.
Отель «Хейгуд» не был самым изысканным в городе — там не останавливались богатые скотоводы или работники железной дороги, — но он сильно отличался от грин-риверской гостиницы, от ее пяти грязных номеров с железными кроватями. Адам заказал отдельный номер для Энджел и один для себя и Джереми, чем поверг ее в смятение, так как это затрудняло для них с отцом побег из города тайком от Адама.
Она поспешила выразить свое мнение на этот счет:
— Папа плохо себя чувствует и нуждается в отдыхе. Ему нужен отдельный номер.
— Чепуха! — запротестовал Джереми. — Я не допущу, чтобы молодой человек из-за меня понес дополнительные расходы…
— Три отдельных номера, — твердо заявила Энджел администратору.
Энджел почувствовала устремленный на нее взгляд Адама, и в ее душу закралось подозрение, что он прекрасно понял, что она задумала. Ее сердце забилось сильнее, но она встретила его взгляд не дрогнув.
— Энджел, это глупо. Пет нужды платить за третий номер. Это чересчур расточительно, — настаивал Джереми.
Энджел холодно процедила, глядя на Адама:
— Он может себе это позволить.
Адам Молча повернулся к стойке и отсчитал еще несколько банкнот, чтобы заплатить за третий номер. Джереми все еще извинялся, когда администратор протягивал им ключи от трех номеров на втором этаже.
Они ужинали в ресторане гостиницы, но Энджел едва прикоснулась к еде. Ее мысли были заняты другим: сначала разрабатывала план, потом его отклоняла, но каждый раз, когда поднимала глаза, она видела устремленный на нее холодный взгляд Адама, смотрящего на нее как будто со стороны, наблюдающего за ней, читающего ее мысли. И это лишало ее уверенности.
Когда терпение Энджел кончилось, она со звоном положила вилку и спросила:
— На что вы так смотрите? Я измазала свое лицо или что-то еще?
— Извините, — пробормотал Адам, но вид у него был совсем невиноватый. И он не перестал смотреть на нее.
Джереми смущенно кашлянул:
— Извините Энджел, мистер Вуд. Мы не часто бываем на людях, и, может быть, я не уделял должного внимания ее манерам.
— Не надо извиняться за меня, папа, ни перед этим ковбоем, ни перед кем-то другим! У меня прекрасные манеры. Это ему нужно последить за своими манерами, — рассердилась она.
До того как Джереми успел вмешаться, Адам ответил:
— Вы правы. Пристально смотреть невежливо, но я ничего не могу поделать. Вы очень похожи на свою мать.
Это было не совсем правдой. Конечно, сходство с Консуэло было несомненным, но теперь он начал замечать и различия. Впрочем, Адам вовсе не из-за сходства сверлил ее взглядом. Он вспоминал тех двух типов в поезде, и то, как Энджел выхватила нож из чулка, а потом смотрела, как они оба, проломив ограждения, упали на землю, и при этом на лице ее не видно было никаких признаков волнения. Она была на волосок от изнасилования — и, похоже, едва заметила это. Она, не моргнув глазом, наблюдала, как двое мужчин летят под откос с движущегося поезда. Эта страна воспитала храбрых женщин, но Энджел Хабер — это было что-то особенное.
На протяжении всего ужина она сидела, уставившись в свою тарелку, как будто старалась придумать, как обратить в золото отбивную с картофелем. Такой же взгляд он наблюдал у мошенников, воров, хладнокровных убийц, но он был неуместен на лице юной девушки. Впрочем, почти все в Энджел можно было назвать неуместным.
Энджел опять его удивила, резко заявив:
— Завтра утром нас ждет долгое путешествие, и папе нужен отдых. Сейчас мы должны лечь спать.
Джереми промолчал, но когда Энджел поднялась, он с ней согласился:
— Я устал. Но для вас, молодых, нет причины отправляться спать так рано. Энджел… — Когда он повернулся к ней, его взгляд был каким-то странным, решительным; Почему бы тебе не остаться и не отведать пирога? Составь компанию мистеру Вуду, пока он пьет кофе.
