говорить, после того как убили вашу семью? Как вы можете так спокойно относиться к нападению индейцев? Неужели вам здесь так нравится?
Дасти с изумлением посмотрел на собеседницу. Потом тихо проговорил:
– Я и забыл, что вы об этом не знаете, миссис Филдинг. На нашу хижину напали не индейцы, а бандиты, белые люди. И предводитель у них – мерзавец по имени Хартли.
Элизабет в ужасе уставилась на Дасти.
– Лорд Хартли?! Но… вы уверены? Он кивнул:
– Это они испугали и разогнали наше стадо и стреляли в открытую дверь хижины. Если бы мы сразу же пошли по их следам и перестреляли их всех, ничего бы не было, – с горечью в голосе добавил Дасти. – Ничего не случилось бы, и вы не поехали бы в Алабаму.
Элизабет в смущении покачала головой:
– Но… я видела их. Это были индейцы. Их лица были раскрашены, а в волосах – перья…
Дасти пожал плечами:
– Это излюбленный трюк всех трусов. Им известно о беде, постигшей чероки. Поэтому они и решили, что все можно свалить на индейцев. – Дасти немного помолчал, потом вновь заговорил: – Понятия не имею, чего ждать от такого человека, как Хартли. Лучше дайте мне индейца. Я по крайней мере буду знать, чего от него ожидать. Но когда имеешь дело с безумным белым человеком… – Дасти умолк и снова пожал плечами.
Элизабет пыталась осмыслить услышанное. Неужели лорд Хартли, такой образованный, такой элегантный, такой сдержанный и утонченный джентльмен, – неужели он способен на нечто подобное?
Пристально взглянув на молодого человека, она сказала:
– Дасти, вы ничего не понимаете. Лорд Хартли… Я знаю, что у него есть недостатки, но он, конечно же, не способен на такое… Лорд Хартли – джентльмен, и он прекрасно воспитан. Не могу представить, что он способен на подобные поступки. Ведь вы его обвиняете… – Элизабет внезапно умолкла.
Она вдруг вспомнила драку на корабле и поняла, что, возможно, пыталась убедить в невиновности лорда Хартли не Дасти, а себя.
Дасти утер рукавом лоб и пробормотал:
– Иногда случается, мэм, что хорошее воспитание – только прикрытие. А джентльмены… Они бывают разные. И внешность человека ничего не значит. – Он взглянул на Элизабет. – Вот вы, например… Кто бы мог подумать, что такое маленькое и хрупкое создание, как вы, может ездить верхом не хуже ковбоя? В первый день, когда вы вышли из повозки… О, я подумал, что вы не продержитесь у нас и недели. Но вы обвели нас всех вокруг пальца. Клянусь, именно это вы и сделали. Потому что при всем своем хорошем воспитании и изящных манерах вы самая сильная женщина, какую я видел в жизни.
Элизабет была тронута этим признанием. Пытаясь скрыть охватившее ее волнение, она проговорила:
– Я вовсе не сильная, Дасти. Я долго держалась, крепилась… Но потом не выдержала и сдалась.
– Миссис Филдинг, вы не сдались, – с уверенностью возразил Дасти. – Возможно, сейчас у вас возникло такое ощущение, но в вас гораздо больше мужества, чем вы предполагаете.
„Нет, – подумала она, – я не ошибаюсь. Я оставила свой дом ради этой ужасной жизни на границе. Я избежала смерти от огня и воды. Я вышла замуж за человека, который не желал меня. Я жила все это время, страдая от одиночества и страха, и боролась за то, чтобы заслужить любовь своего мужа, но так и не заслужила ее. Я пережила нападение безумцев, стрелявших в нас, и свои собственные кошмары. Но теперь все кончено. Больше терпеть я не в силах“.
Она тихо проговорила:
– Я не могу здесь остаться, Дасти. Мне некуда возвращаться. Все, что я пыталась создать, все, что мы строили и надеялись построить, – все это погибло. Я потеряла все.
Дасти хмыкнул и покачал головой.
– Миссис Филдинг, знаете, сколько раз я терял все? Я не раз строил хижину, чтобы у меня был приют на зиму, а потом строил кораль. Но приходили команчи, или ударяла молния, или случалось наводнение… И я двигался дальше, и снова валил деревья, и опять строил дом. Я устраивал себе логово в пещере или делал шалаш из веток, чтобы укрыться от дождя и ветра. Я укрощал мустангов или нанимался на временную работу. Для меня не имеет особого значения, где я нахожусь и чем занимаюсь, пока я могу прокормить себя. А на ранчо вашего мужа я застрял на три года, но, пока вы не появились, у меня не было настоящего дома.
Дасти внимательно посмотрел на Элизабет и с задумчивым видом продолжал:
– Я понимаю, мэм, что для женщины тяжело потерять то, чем она гордилась. Мне кажется, я хорошо это чувствую. Но всегда окажется, что есть еще деревья, которые можно срубить, есть еще колья, которые можно вбить в землю, чтобы поставить палатку. А такие вещи, как горшки, плошки и кастрюли, всегда можно купить в фактории. Но то, что вы давали нам, пока жили на ранчо, невозможно заменить ничем… Да, этого ничем не восполнишь.
Элизабет судорожно сглотнула и отвернулась. 4Ей нечего было сказать.
Но слова Дасти запали ей в душу. Снова и снова они всплывали в ее памяти в самые неподходящие моменты в течение дня, а потом и бессонной ночью. И как она ни старалась, ей не удавалось заставить себя не думать о прошлом и не оглядываться назад.
Глава 24
Еще два дня пути приблизили их на сорок миль к конечной цели путешествия и еще больше отдалили от трех покатых холмов, где Элизабет вступила в пору взросления, где она усвоила первые уроки жизни и любви и многому научилась за одно короткое лето.
Они разбили лагерь на опушке соснового леса, где узкий ручей струился по каменистому ложу в ожидании осенних дождей, которые должны были наполнить его водой в изобилии. Закат был пламенно- розовым, а потом небо стало темно-фиолетовым, и краски неба, смешиваясь с отблесками костра, отбрасывали блики на лица путников.
Рио удалось отыскать уже высохший перец чили на дне своей седельной сумки. Он добавил его к жаркому из говядины с диким луком, которое Элизабет готовила на ужин. Это должно было придать пикантности их обычному вареву. Джед сварил кофе, и он был настолько густым, что в нем и подкова не утонула бы. Элизабет же еще нашла время, чтобы поджарить несколько кукурузных лепешек. Ужин получился отменный, и все повеселели. Это были те цасы дня, которые Элизабет больше всего полюбила за время их путешествия. Более того, она подозревала, что воспоминания об этих часах долго не изгладятся из ее памяти.
Сумерки постепенно сгущались, сменяясь более плотными вечерними тенями. В ветвях сосен приплясывали светлячки. Подошел Дасти за своей вечерней порцией, а Рио сменил его на вахте возле стада.
– Сегодня быки ведут себя спокойно, – сказал Дасти, накладывая себе жаркого. – Все так мирно, как только можно было бы пожелать.
Скунс кивнул:
– Мы хорошо за ними смотрим, поэтому не потеряли еще ни одной головы. Сколько нам еще двигаться, босс?
Джед сидел чуть поодаль от костра – так, чтобы свет не падал в глаза. В какой-то момент он повернул голову и перехватил взгляд Элизабет. Это длилось не более мгновения, но и этого мгновения было достаточно, чтобы сердце его мучительно сжалось. Он опустил глаза и стал прихлебывать кофе из своей кружки.
– Так как же, босс? – допытывался Скунс.
– Возможно, с неделю, если погода еще подержится, как теперь, – ответил Джед.
– И сколько удастся за них получить?
– Можно взять долларов по двадцать за голову. Правда, Сэм сказал, что в Новом Орлеане цены взвинтили до тридцати пяти.
Скунс фыркнул:
