Поди сюда, Бабанов, ты свидетель! Смотри: вот я встаю на табурет! На мне халат без пуговиц и петель! Ну, Горбунов, узрел меня ты?» «Нет». «А цвет кальсон?» «Ей-Богу, не заметил». «Сейчас я размозжу тебе портрет! Ну, Горбунов, считай, поднялся ветер! Сейчас из моря будет винегрет! Ты слышишь, гад?» «Да я уже ответил». «Ах так! Так пустим в дело кулаки! Учить, учить приходится болванов! На, получай! А ну-ка, прореки, кто вдарил: Горчаков или Бабанов?» «По-моему, Гор-банов». «Ты грехи мне отпускаешь, вижу я! Из кранов сейчас польет твой окиян!» «Хи-хи». «А ты что ржешь?! У, скопище баранов!» «Чего вы расшумелись, старики?» «Уйди, Мицкевич!» «Я из ветеранов, и я считаю, ежели глаза чувак закрыл — завязывай; тем боле, что ночь уже». «Да я и врезал за, за то, что он закрыл их не от боли». «Сказал тебе я: жми на тормоза». «Ты что, Мицкевич? Охренел ты, что ли? Да на кого ты тянешь, стрекоза?» «Я пасть те разорву!» «Ой-ой, мозоли!» «Эй, мужики, из-за чего буза?» «Да пес поймет». «На хвост кому-то соли насыпали». «Атас, идут врачи!» «В кровати, живо!» «Я уже в постели!» «Ты, Горбунов, закройся и молчи, как будто спишь». «А он и в самом деле уже заснул». «Атас, звенят ключи!» «Заснул? Не может быть! Вы обалдели!» «Заткнись, кретин!» «Бабанов, не дрочи». «Оставь его». «Я, правда, еле-еле». «Ну, Горбунов, попробуй настучи». «Да он заснул». «Ну, братцы, залетели». «Как следует приветствовать врачей?» «Вставанием… вставайте, раскоряки!» «Есть жалобы у вас насчет харчей?» «Я слышал шум, но я не вижу драки». «Какая драка, свет моих очей?» «Медбрат сказал, что здесь дерутся». «Враки». «Ты не юли мне». «Чей это ручей?» «Да это ссака». «Я же не о ссаке. Не из чего, я спрашиваю — чей?» «Да, чей, орлы?» «Кубанские казаки». «Мицкевич!» «Ась?» «Чтоб вытереть, аспид!» «Да, мы, врачи, заботимся о быте». «А Горбунов что не встает?» «Он спит». «Он, значит, спит, а вы еще не спите». «Сейчас ложимся». «Верно, это стыд». «Ну, мы пошли». «Смотрите, не храпите». «Чтоб слышно, если муха пролетит!» «Мне б на оправку». «Утром, потерпите». «Ты, Горчаков, ответственный за быт». «Да, вот вам новость: спутник на орбите». «Ушли». «Эй, Горчаков, твоя моча?» «Иди ты на…» «Ну, закрываем глазки». «На Пасху хорошо бы кулича». «Да, разговеться. Маслица, колбаски…» «Чего же не спросил ты у врача?» «Ты мог бы это сделать без опаски: он спрашивал». «Забыл я сгоряча». «Заткнитесь, вы. Заладили о Пасхе». «Глянь, Горчаков-то, что-то бормоча, льнет к Горбунову». «Это для отмазки». «Ты вправду спишь? Да, судя по всему, ты вправду спишь… Как спутались все пряди… Как все случилось, сам я не пойму. Прости меня, прости мне, Бога ради. Постой, подушку дай приподниму… Удобней так?.. Я сам с собой в разладе. Прости… Мне это все не по уму. Спи… если вправду говорить о взгляде, тут задержаться не на чем ему — тут все преграда. Только на преграде. Спи, Горбунов. Пока труба отбой не пропоет… Всем предпочту наградам стеречь твой сон… а впрочем, с ней, с трубой! Ты не привык, а я привык к преградам.
