Плюс экваториальная жара.Здесь пуля есть естественный сквозняк.Так чувствуют и легкие, и почка.Потею, и слезает кожура.Опричь того, мне хочется домой.Скучаю по отеческим трущобам.Пошлите альманахов и поэм.Меня убьют здесь, видимо. И мойсурок со мною, стало быть. Еще ваммоя мулатка кланяется. М».___Конец июля прячется в дожди,как собеседник в собственные мысли.Что, впрочем, вас не трогает в стране,где меньше впереди, чем позади.Бренчит гитара. Улицы раскисли.Прохожий тонет в желтой пелене.Включая пруд, все сильно заросло.Кишат ужи и ящерицы. В кронахклубятся птицы с яйцами и без.Что губит все династии — числонаследников при недостатке в тронах.И наступают выборы и лес.М. не узнал бы местности. Из нишисчезли бюсты, портики пожухли,стена осела деснами в овраг.Насытишь взгляд, но мысль не удлинишь.Сады и парки переходят в джунгли.И с губ срывается невольно: рак.1975
1867
В ночном саду под гроздью зреющего мангоМаксимильян танцует то, что станет танго.Тень воз — вращается подобьем бумеранга,температура, как под мышкой, тридцать шесть.Мелькает белая жилетная подкладка.Мулатка тает от любви, как шоколадка,в мужском объятии посапывая сладко.Где надо — гладко, где надо — шерсть.В ночной тиши под сенью девственного лесаХуарец, действуя как двигатель прогресса,забывшим начисто, как выглядят два песо,пеонам новые винтовки выдает.Затворы клацают; в расчерченной на клеткиХуарец ведомости делает отметки.И попугай весьма тропической расцветкисидит на ветке и так поет:Презренье к ближнему у нюхающих розыпускай не лучше, но честней гражданской позы.И то, и это порождает кровь и слезы.Тем паче в тропиках у нас, где смерть, увы,распространяется, как мухами — зараза,иль как в кафе удачно брошенная фраза,и где у черепа в кустах всегда три глаза,и в каждом — пышный пучок травы.1975
Мерида
Коричневый город. Веерпальмы и черепицастарых построек.С кафе начиная, вечервходит в него. Садитсяза пустующий столик.