что кто-то способен желать меня так, как, по-видимому, желаешь ты.
— По-видимому? — Взгляд Гарри проследовал по всему его телу от груди и ниже. — Неужели это только видимость? Подойди и проверь сама, потому что, когда заходит речь о желании, не может идти речи о видимости.
Алессандра недоверчиво рассмеялась:
— Видишь ли, я… я знаю, что ты милый.
— Да, и чтобы доказать, какой я милый, я всегда демонстрирую эрекцию. Иди поближе — и я покажусь тебе еще милее. — Гарри протянул к ней руку:
— Ну иди же!
Алессандра снова покачала головой:
— Можем мы выключить свет?
— Нет! Ты с ума сошла!
Она ожидала не такого ответа, и, почувствовав это, Гарри крепко сжал ее руку и потянул к себе.
— Я хочу смотреть на тебя. Как бы ты ни выглядела, теперь я выяснил, что смотреть на тебя обнаженную — просто подарок судьбы, особая радость.
Он поднес ее руку к губам и, поцеловав, перевернул так, что у его губ оказалась ладонь. Он поцеловал ее, потом запястье, потом губы его коснулись локтя, предплечья.
— Давай-ка кое-что выясним сразу же, — продолжал Гарри, целуя внутреннюю сторону локтя, поднимаясь выше, к плечу. — Мне нравится твоя стрижка, потому что она помогает спастись от Тротта. И что бы ты ни думала и ни говорила, я считаю, что без косметики ты гораздо красивее. Нет, мы не станем гасить свет. Я хочу видеть твое лицо, когда ты испытаешь наслаждение.
Он поцеловал Алессандру в шею, и когда она подняла голову, предоставляя ему более широкое поле деятельности, он понял, что убедил ее. Но, Иисусе сладчайший, если эта женщина не хотела заниматься любовью при свете, считая себя недостаточно привлекательной, она спятила.
Гарри поцеловал ее в губы так нежно и ласково, как только мог, и медленно заставил снова лечь на кровать.
Ему до боли хотелось быть с ней, но он сдерживал себя и только, целуя, ласкал ее прекрасное тело. То, что она так отчаянно желала его и так отважно вела себя, было невероятным счастьем, и ему хотелось снова довести ее до экстаза.
К его счастью, на это не потребовалось слишком много времени. Алессандра отвечала на его поцелуи так же страстно, как прежде, потом притянула ближе к себе и баюкала, прижимая его голову к груди и выгибая спину в безмолвной мольбе о большей близости, когда он чуть прикасался языком к ее коже.
Наконец ее рука скользнула между их прижатыми друг к другу телами, обхватила его плоть, направляя ее к желанной цели.
— Посмотри на меня, — прошептал Гарри, и она открыла глаза.
Глядя в эти чудесные глаза, он проникал в нее, медленно овладевая ею.
Негромкие звуки, похожие на воркование, которые она издавала, были чертовски волнующими. И когда она почти выдохнула его имя, голос ее звучал глухо и хрипло.
Гарри не мог припомнить момента, когда чувствовал бы себя столь преисполненным радости жизни.
Улыбка Алессандры была трепетной и робкой, а когда она протягивала руку, чтобы дотронуться до его лица, в глазах ее сверкали слезы, которые она старалась унять. Он теперь знал ее силу и верил, что она справится с собой.
В ней была необыкновенная смесь всего на свете: твердость и нежность, решительность и слабость. Разумеется, она не была совершенной, и мешало ей в этом одно лишь непонимание собственной прелести.
Когда он смотрел на нее сверху вниз, то чувствовал, что грудь его сжимается и ему становится трудно дышать, но причиной было не только сломанное ребро. Сейчас Гарри готов был сделать для нее все что угодно — для нее, для ее безопасности. Даже умереть. Глядя ей в лицо, ловя ее взгляд, он почувствовал некий призыв к действию и начал двигаться — сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, подчиняясь невысказанным ею, но очень понятным ему желаниям. Она любила жесткий, грубый секс, и это было плохо, потому что очень быстро привело его на край. Ему стоило большого труда не рухнуть в бездну…
Алессандра с яростью целовала его, притянув к себе, заставляя проникнуть в себя как можно глубже, и он подчинялся. Это была полная отдача, полная капитуляция перед страстью. Она целовала его, а он уже не пытался противостоять потребности в освобождении, потребности отдать ей всего себя и даже больше. Он хотел подарить ей самый немыслимый, самый невероятный сексуальный опыт, лучший в ее жизни, и видеть, как она содрогается в его объятиях, но, когда Алессандра целовала его так, как теперь, и у нее в глазах отразилась ее душа, полная страсти, он не смог больше сдерживаться. Это потрясло его, подбросило, как волна прибоя, и из груди его вырвался мощный вздох.
Гарри ощутил, как она почти тотчас же вслед за ним испытала оргазм. Ее пальцы судорожно вцепились в него, и она выкрикнула его имя.
Он был слишком потрясен, чтобы почувствовать облегчение, поэтому какое-то время не мог ни думать, ни связно говорить. Но постепенно гул в ушах затих и медленно пришло осознание того, что он чуть не раздавил Алессандру в своих медвежьих объятиях, против чего она, похоже, не возражала: когда Гарри поднял голову и посмотрел на нее, она улыбнулась.
Мускулы лица все еще плохо подчинялись ему, но он тоже улыбнулся ей в ответ, а потом сделал попытку перекатиться через нее и лечь рядом. Однако она вдруг пошевелилась и подняла голову, чтобы нежно поцеловать его в губы. Как только ее губы слегка коснулись его губ, он понял, что попал в беду, в серьезную беду. То, что произошло между ними, было гораздо значительнее обычной мимолетной интрижки, гораздо серьезнее того, что случается на каждом шагу просто от скуки, от нечего делать. Агент ФБР позволил себе грязную, мелкую и ни к чему не обязывающую интрижку с главной свидетельницей обвинения!
— Мои поздравления! — сказала Алессандра, снова целуя его.
— По какому случаю?
Она снова улыбнулась ему, коснувшись ласкающим движением его щеки.
— Ни по какому. Просто у меня есть потребность сказать тебе об этом. Ведь в течение трех лет ты вел целомудренную жизнь. Как жаль, что мы не можем выпить по этому случаю шампанского. — Ее улыбка стала чуть насмешливой. — Я бы произнесла тост. Что-нибудь вроде: «Пью за то, чтобы тебе не пришлось ждать еще три года, прежде чем ты снова обнимешь женщину».
Гарри, рассмеявшись, придвинулся ближе и обнял ее.
— На всякий случай хочу тебе сказать, — Алессандра прижалась к нему и уютно устроилась рядом, в то время как его пальцы скользили по безупречно гладкой коже ее обнаженной спины, — я лично заинтересована в том, чтобы следующего интервала в три года не наступало никогда.
Назад! Назад! Подальше от нее! В мозгу Гарри зазвонили тревожные колокола, предупреждая о том, что он ступил на зыбкую и опасную почву. Она подошла к нему слишком близко, вообразила, что это начало долговременных отношений. Ему слишком хорошо известно, что, кроме неприятностей и осложнений, это им ничего не сулит.
Александра подняла голову и одарила его одной из своих ослепительных, бьющих наповал улыбок.
— Откровенно говоря, мне и три часа уже кажутся вечностью.
Гарри снова поцеловал ее. А что еще, собственно, он должен был сделать?
— Знаешь, что забавно? — спросила она, подпирая голову рукой, чтобы лучше видеть его.
Он покачал головой, чувствуя, что тонет в спокойном синем океане ее глаз.
— С тех пор как все это началось, я отказалась от той жизни, которую вела раньше. Ну, понимаешь, что я хочу сказать — огромный дом, три машины, куча денег… Я думала, что не сумею заставить себя перестроиться и мне всегда будет недоставать этого. — Она провела рукой по его лицу. — И вдруг мне стало ясно: никогда в жизни я не оказывалась в лучшем месте и в лучшем положении, чем теперь.
От этих ее слов Гарри захотелось выпрыгнуть из постели и убежать куда-нибудь подальше, в горы. Должно быть, от тревожного звона колоколов в его мозгу что-то сместилось — этот звон перестал быть слышен из-за громкого биения его сердца, из-за рева крови в жилах. Вместо того чтобы бежать без оглядки,
