– Ты говоришь это с некоторой горечью, – заметил он.
Неужели? Она надеялась, что это не так. Ей не хотелось бы, чтобы сестры считали ее пустышкой, хотя она сама делала все, чтобы заставить их поверить в это. Хорошо бы они считали ее достойным человеком, несмотря на то что все факты говорили об обратном.
– Это не совсем так, – сказала она. – На самом деле я пытаюсь следовать твоему примеру, Дэнд.
– Как это? – удивился он.
– Быть практичной, не лезть за словом в карман, – перечисляла она его качества. – Не иметь сожалений, ненужных угрызений совести или привязанностей, чтобы не приходилось никому объяснять свои поступки.
– Каким же образом, позволь узнать, ты пришла к этой весьма нелестной оценке моего характера? – спросил он, явно забавляясь разговором.
– Мне она совсем не кажется нелестной, – сказала Шарлотта, искренне удивившись, – а наоборот, весьма практичной.
– Вот как? – задумчиво произнес он. – И все же скажи: что дает тебе основания так думать обо мне?
– Ну что ж, двое твоих лучших друзей, которые приходятся мне зятьями, считают, что ты предал их французам, убил стражника, который собирался представить доказательства твоего предательства, и собирался убить их, если бы не моя сестра Хелен, которая умудрилась всадить в тебя шпагу, на мгновение опередив, когда ты, переодетый викарием, намеревался проткнуть ее собственной шпагой.
– Какое яркое описание событий, Шарлотта! Тебе, пожалуй, стоило бы написать какой-нибудь остросюжетный готический роман, по которым все с ума сходят.
Она пропустила его слова мимо ушей.
– Однако вот он ты, тут как тут, собственной персоной, спокойный и равнодушный, несмотря на все, в чем тебя подозревают. Как тебе это удается?
– Меня утешает то, что я знаю: я не делал ничего из всего, что ты здесь перечислила. У меня действительно есть совесть, Лотти. И хотя она не такая уж безупречно чистая, я не виновен в попытке убийства моих бывших товарищей. А кроме того, за меня мог бы поручиться отец Таркин.
– Да, но ты давно покинул монастырь Сент-Брайд. Люди меняются. Откуда мне знать, что ты невиновен? – Он настороженно взглянул на нее, а она продолжала: – Я никогда не видела человека, который утверждал бы, что он викарий Тоустер. Его может опознать только Хелен. Лично мне известно лишь, что ты по-прежнему намерен ничего не рассказывать своим бывшим товарищам. Или моей сестре. Возможно, для этого есть основания.
Он даже не потрудился ей ответить. Его распахнутая на груди рубашка чуть съехала набок, приоткрыв гладкие мышцы загорелого плеча. На несколько дюймов ниже должно было находиться позорное клеймо в виде розы. Сама она никогда не видела его, но обе ее сестры рассказывали о том, какую памятную метку оставил палач из темницы Ле-Монс на теле их мужей и Дэнда Росса.
Она наклонилась, почти прикасаясь губами к его уху. От него исходил запах чистоты: мыла и камфоры. Он даже не оглянулся. Он был слишком самонадеянным. Ни одному светскому мужчине никогда не позволялось быть с ней слишком самонадеянным. Однако Дэнду Россу, судя по всему, до этого не было дела. Ей вдруг захотелось поставить его на место.
– А кроме того, – прошептала она ему на ухо, – ты в течение нескольких месяцев после эпизода с Хелен и шпагой не появлялся в Лондоне. Может быть, ты поехал во Францию, чтобы оправиться после раны? Возможно, – сказала она, наклоняясь над его плечом, – у тебя здесь есть метка?
Ее рука скользнула по его плечу, но не успела она опомниться, как он схватил ее за запястье и, перекинув через плечо, бросил к себе на колени. Она с изумлением взглянула в его потемневшее и ставшее каким-то чужим лицо. Ее руку он держал на отлете стальной хваткой.
У нее по спине пробежал холодок страха. Она и не подозревала, что он такой сильный и может так быстро двигаться. И что он может испепелять ее взглядом.
Она немедленно принялась высвобождаться из его рук. Он с унизительной легкостью пресек ее попытки. Жар его тела проникал в нее в самых неподходящих местах, возрождая, казалось бы, давно утраченную способность краснеть. Правда, он этого даже не заметил.
– Ты и впрямь думаешь, что я убийца? – Судя по его голосу, ситуация перестала его забавлять. – А если это так, то неужели ты действительно хочешь играть в эту игру со мной?
Глава 2
Шарлотта поежилась в объятиях Дэнда, впервые почувствовав, что по-настоящему его боится. С ней еще никто и никогда так грубо не обращался. Никогда. Она отвернулась, чтобы он не заметил, как она потрясена.
– Дэнд?..
Он сразу же ослабил хватку.
– Пусть это научит тебя, моя девочка, не тянуть свои шаловливые ручки к кому попало.
Разве она тянула к нему шаловливые ручки? Она сказала себе, что дрожь и затрудненное дыхание объясняются только тем, что она испугалась и что он не будет ее уважать, если заподозрит, что какая-то насмешка или прикосновение могли так сильно на нее повлиять.
– Мои действия едва ли можно назвать бесчинством.
– Все зависит от того, как на это посмотреть. Бесчинством, знаешь ли, называется все то, что таит в себе угрозу.
Она не поняла. Пошевелившись, она почувствовала, какое твердое у него тело, как сильны его руки, все еще сжимавшие ее, и ощутила биение его сердца. Ей казалось, что в тех местах, где ее кожа соприкасается с ним, ее словно бы слегка покалывают тысячи крошечных иголочек. Однако страх прошел, и она почувствовала себя теперь... в безопасности? Да. Защищенной.
