защиты, захотелось спрятаться за его спиной и никогда уже не оставаться одной в темноте.
– Поцелуй меня, – хриплым шепотом сказала она, удивив его и себя. Наступила звенящая тишина.
Роберт не двигался, и Имоджин сама поцеловала его в сжатые губы и тут же с разочарованием поняла, что этого ей мало. Она прильнула к нему и поцеловала смелее, и только когда язычок порхнул по его губам, Роберт со стоном прижал ее к себе и поцеловал в ответ.
Она погладила его по рукам и широким плечам и опять поняла, что этого мало. Повела руки вниз, играя его мускулами, которые хотелось потрогать ближе, кожа к коже. Она неловко подергала тунику.
Он оторвал губы от ее рта и посмотрел в пылающее лицо.
– Ты этого хочешь? – спросил он свирепо, но она услышала только нежность и заботу. Они сводили ее с ума.
Она собиралась отдаться его ласкам и тому невыразимому счастью, которое, как говорил ей инстинкт, они принесут. В башне, построенной для ее мучений, она собиралась раз и навсегда разрушить память о том, как Роджер измывался над ее душой. Горькие воспоминания о мучениях должны были сменить очищающие воспоминания о мужчине, который угрюмо ждет ее разрешения сделать то, чего хотят они оба, стать ее мужем.
– Сними тунику, – пробормотала она, дергая подол неподдающейся одежды. Он осторожно передвинул ее руки на закрытую тканью грудь.
– Имоджин, я серьезно. Я всего лишь мужчина, и если мы сейчас не остановимся, то я не остановлюсь до тех пор, пока мы не станем по-настоящему мужем и женой.
Ныло такое впечатление, что она смотрит ему в глаза.
– Я не хочу, чтобы ты останавливался.
Рациональная часть сознания советовала быть осторожным, но его затопило желание, прожигавшее душу насквозь. Свободной рукой он снял плащ, за ним последовала туника.
Имоджин наклонилась и поцеловала его в голую грудь. Он на миг закрыл глаза, потом приблизил лицо, захватил ее губы долгим поцелуем и снял с нее убогий плащ, потом расстегнул платье. Отодвинувшись, посмотрел на результат своей работы.
Верх платья соскользнул с плеч, обнажив алебастровые груди с розовыми сосками, быстро затвердевшими на холоде.
– Ты прекрасна, – сказал он и провел заскорузлым пальцем по голубой вене, просвечивающей сквозь кожу.
Она хихикнула:
– Придется поверить тебе на слово.
– О нет, словом я не ограничусь, я покажу тебе, как ты прекрасна.
Он наклонил голову, и ей показалось, что она плывет по воздуху, так нежно было прикосновение его губ. Она откинула голову и со стоном восторга подставила грудь его рукам. Его дыхание опалило влажную кожу.
– Видишь, прекрасна, – сдавленным голосом сказал он и поцелуями прочертил дорожку от одной груди к другой.
Он прав, это прекрасно. И это только начало. Когда раньше она осмеливалась думать об этом моменте, в голову приходили только боль и страх, но с Робертом она чувствовала себя желанной и любимой. Он расстелил на полу одну из шкур, Имоджин неуклюже постаралась помочь ему, приближая драгоценный момент, которого давно ждала. Роберт накрыл пыльную шкуру своим плащом и бережно положил Имоджин, сняв с нее последние одежды.
Красота обнаженного тела сводила его с ума. Самое буйное воображение не могло бы создать эту гибкую линию от бедра до подъема ноги. Роберт лег рядом с Имоджин и возликовал, что она радостно протягивает к нему руки.
Она не удержалась и вздрогнула, когда к ней прижалось горячее, твердое мужское естество, и на секунду храбрость ей изменила. Роберт внимательно наблюдал за ней, ища признаки страха, и нахмурился.
– Ты должна меня узнать, – хрипло сказал он.
Он застонал, и она улыбнулась, поняв, что у нее тоже есть власть – власть, простирающаяся много дальше физической силы.
Дрожащими руками он закинул ее руки себе за шею, накрыл Имоджин своим телом и впился изматывающим поцелуем.
Ей было больно от мучительной потребности, она неистово двигалась, приглашая его уменьшить эту боль, но он не подчинился молчаливому призыву, а приподнялся и подразнил ее, доведя до безумия. Наконец, он опустился на локти и, неотрывно глядя ей в лицо, начал продвигаться. Она вцепилась в его руки, подалась ему навстречу, мысленно побуждала взять от нее все, что она может дать, взять сейчас же.
Сознание требовало остановиться, от напряжения пот катился по лицу и спине. Однако остановил Роберта непрочный барьер девственности.
– Имоджин, сейчас будет немножко больно. О Господи, я хотел бы, чтобы этого не было, но это недолго.
Его напряжение передавалось ей через руки и тело, через ощущение, что он обливается потом, несмотря на прохладу комнаты.
– Я тебе доверяю, – просто сказала она и потрогала его сжатые губы.
Это было самое эротичное, что ему доводилось слышать, он потерял последний контроль над собой и с беспомощным стоном опустился на нее.
Укол боли вызвал короткий всхлип, но через миг боль испарилась, и Имоджин начала привыкать к незнакомому ощущению. Потребность разгорелась в ней еще ярче, она обвила Роберта ногами, притянула его к сердцу и к боли своего откровенного желания.
Последние старания сдерживаться пропали, когда Роберт почувствовал, как она движется под ним, против него, вокруг него. Не отрывая губ от ее рта, он стал наносить удары, подгоняя завершение.
Волна за волной прокатывались по ее телу, она отвечала Роберту с такой же страстью, кусала его в плечо, молчаливо призывала вознести ее на новые высоты.
И вдруг эти высоты оказались внутри ее, каждая мышца конвульсивно сжалась толчком освобождения, а он все увлекал ее дальше и, наконец, содрогнулся и уткнулся головой в ее спутанные волосы.
Она с восторгом приняла его вес и обняла за плечи.
– Не думай, что можешь отвлечь меня, – строго сказал он, но не сделал попытку скрыть удовлетворения в голосе, и как ни желал, чтобы в его словах слышалась решимость, получилось не больше чем праздное любопытство.
Он лежал на боку, прижимая ее к сердцу. Оба накрылись вторым плащом, получился кокон, отделивший их от всего мира.
– Тебя это не отвлекло? Пожалуй, мне надо больше практиковаться.
– Мое тело в твоем распоряжении, разумеется, только для целей обучения.
Она хихикнула и теснее прижалась к нему, желая задержать драгоценный момент, пока реальный мир не вырвет его у нее из рук.
– Но вернемся к теме. Почему?
Она уже не могла делать вид, что не понимает.
– «Почему» не имеет значения.
– Скажи, а уж я решу, имеет или нет.
– А если имеет? Что ты будешь делать?
– Тогда я вытащу из него кишки через горло.
Она поморщилась.
– Но это практически невозможно, да?
– Не знаю, но намерен выяснить. Расскажи.
– Нет.
Роберт пришел в замешательство.
– Могу я хотя бы узнать, почему меня держат в неведении?
