Знаю, есть много всякого, что я должен был, обязан был, мог сказать. Но я промолчал.
Она спросила:
— Почему вы пьете?
Застигла меня врасплох.
Я ответил:
— Думаете, у меня был выбор?
— А, все это чушь.
Я уже почти разозлился, хотя еще крепился.
— Тогда почему вы хотите, чтобы вам помог… алкаш?
Она встала, смерила меня суровым взглядом и сказала:
— Все говорят, что вы стоящий парень, потому что в вашей жизни больше ничего нет.
И ушла.
Из характеристики
Я живу у канала. Но совсем близко к университету. Люблю сидеть ночами и слушать, как шумят студенты.
А они шумят, можете мне поверить.
Домик небольшой, в два этажа. Хозяин разделил его на две квартиры. Я живу внизу. Наверху живет Линда, она работает в банке. Сама она из деревни, но умудрилась впитать в себя все самое плохое, что есть в городе. Все знает, все умеет.
Она красивая, ей чуть больше двадцати. Однажды, когда она забыла ключ, я открыл ей замок. Ободренный этим поступком, спросил:
— Не хочешь где-нибудь развлечься вечерком?
— Ой, я никогда не нарушаю своего золотого правила.
— Это какого же?
— Не встречаться с алкашами.
Спустя какое-то время у ее машины лопнула шина. Я сменил колесо. Тогда она сказала:
— Послушай, в тот раз… я была неправа. Была неправа!
Все становятся квази-американцами в худшем варианте.
Я встал. Все руки в масле и грязи.
Она продолжила:
— Мне не надо было говорить… ну, вы знаете…
— Да ладно, забудь.
Возможность прощать часто кружит голову и делает из тебя дурака.
Я сказал:
— Значит, ты не возражаешь, чтобы пойти куда-нибудь перекусить?
— Нет, я не могу.
— Что?
— Ты слишком старый.
В тот вечер, когда стемнело, я вышел во двор и снова проткнул ей шину.
Я люблю читать. Много читаю. Между запоями потребляю печатную продукцию. По большей части детективы. Недавно я закончил автобиографию Дерека Раймонда «Спрятанные досье».
Здорово.
Мужик что надо.
Мне было особенно интересно потому, что он перекинулся от выпивки. Вот что я написал над зеркалом в своей ванной:
Существование — это порой то, что наблюдатель-артиллерист видит на позиции врага в свой полевой бинокль. Далекий зловещий вид, внезапно попавший в фокус, с массой мерзких деталей.
Именно от мерзких деталей мне хотелось бы избавиться с каждым выпитым стаканом. Но они отпечатались в моей душе во всей своей красе. Их не стряхнуть.
Видит Бог, я пытался. Со дня смерти моего отца я заклинился на смерти. Думаю о ней целыми днями. Живу с ней, как с полузабытой песней.
Один философ, Ларошфуко, писал, что смерть напоминает солнце. Никто не может смотреть на нее в упор. Я много копался в книгах о смерти:
Шервин Наланд —
Берт Кейзер —
Томас Линч —
Не знаю, что я там искал:
ответы
утешение
понимание?
Но ничего не нашел.
Внутри меня образовалась рана, которая до сих пор не заживает. После похорон священник сказал:
— Боль пройдет.
Мне захотелось заорать: «Да пошел ты, я не хочу, чтобы она проходила. Я хочу, чтобы она терзала меня, чтобы я не мог забыть!»
Мой отец был потрясающим человеком. С детских лет помню, как он вдруг сдвинет всю мебель в кухне, столы, стулья, к стенке. Потом подаст руку маме, и они начнут танцевать по кухне. Она задыхалась от смеха и кричала: «Вот как мы умеем!»
Что бы ни случалось, он говорил: «Пока ты можешь танцевать, дела идут неплохо».
Я никогда не танцую.
Мертвые дети
не оставляют нам воспоминаний,
они приходят к нам во снах.
Томас Линч. «Похороны»
Я сходил на могилу погибшей девушки. Ее похоронили на кладбище в Рахуне. Там же, где лежит любовник Норы Барнакл.
Не могу объяснить, почему мне захотелось начать отсюда. Могила моего отца находится на небольшом холмике. Я был в слишком растрепанных чувствах, чтобы заглянуть к нему и поздороваться. Бывают дни, когда я так остро ощущаю эту потерю, что даже не могу поздороваться.
Могила Сары Хендерсон оказалась у восточной стены. Одно из немногих мест на кладбище, куда заглядывает солнце. Кустарный, временный крест с надписью:
САРА ХЕНДЕРСОН
И все.
Я сказал:
— Сара, я сделаю, что смогу.
У ворот я нашел платный телефон и позвонил Кэти Б. Она сняла трубку на девятом гудке:
— Чего?
— Кэти, какие дивные манеры!
— Джек?
