— Ну да, думаю, скоро.
Я сжал мячик в левой руке. Если это и помогло чему-то, я этого не заметил.
Бури
Мне приснился чертовски поганый сон. Похоже, как у того парня в фильме, который просыпается весь в поту и орет: «Вьетнам… они идут!»
Вроде того.
Мне снились Пэдриг, Шон, Плантер, Форд и Сара Хендерсон. Они выстроились передо мной, мертвые глаза ввалились, и они все тянули ко мне руки. Как я ни бежал, они всегда оказывались передо мной.
Я закричал: «Оставьте меня, иначе я запью!»
Проснулся от собственного крика. Солнце палило в окна, и я ощутил такую смертную тоску, какой никогда не испытывал. Вылез из постели и быстро проглотил таблетку Джеффа. Если бы я еще помнил хоть одну молитву, я бы помолился. Сказал:
—
Немного полегчало. В младших классах школы я учился только по-ирландски. В старших классах мы заново принялись учить молитвы по-английски. На какое-то время я оказался обезмолитвенным.
Верил, что, если умру, попаду прямиком в ад. Это были первые ночные кошмары. Когда я освоил новые молитвы, кошмары стали сниться реже. Но почему-то укоренилась мысль, что я был в большей безопасности, молясь по-ирландски.
Я принял душ, с трудом выпил жидкий кофе и оделся. Надел выцветшую почти добела хлопчатобумажную рубашку, бежевые брюки и мокасины. Меня можно было принять за мужика с рекламы «Американ экспресс», только не в фокусе.
Стук в дверь. Я чертовски сильно понадеялся, что это не Саттон.
Джанет.
Она сказала:
— Извините, что врываюсь.
— Ничего.
— Миссис Бейли сказала, что вы уезжаете.
— Верно.
— Я хочу отдать вам вот это. — Она протянула руку. Черные четки. Казалось, они сверкают. Когда их взял, на фоне моей рубашки они показались наручниками. Она добавила: — Они освящены.
— Я очень тронут, Джанет. Я всегда буду носить их при себе.
Она засмущалась, и я добавил:
— Мне будет вас не хватать.
Ее лицо залилось румянцем. Такое уже не часто увидишь. Чтобы больше не смущать ее, я спросил:
— Вы любите шоколад?
— О Господи, обожаю!
— Ну, тогда я подарю вам безобразно огромную коробку самых лучших конфет.
— С собакой на крышке?
— Точно.
Она ушла в неоновом сиянии. Я положил четки под подушку. Я не отказывался ни от какой помощи.
Когда я переходил через площадь, ко мне подошел полицейский.
«Только этого мне не хватало», — подумал я.
Он спросил:
— Мистер Тейлор?
Если они называют вас мистером, бегите к адвокату.
Я сказал:
— Да.
— Старший инспектор Кленси хотел бы поговорить с вами. Пройдите сюда.
Он подвел меня к черному «даймлеру». Открылась задняя дверца, и послышался голос:
— Залезай, Джек.
Я послушался.
Кленси был при полном параде. Эполеты, нашивки — все напоказ. С нашей последней встречи он еще больше поправился.
Я спросил:
— Не слишком ли часто ездишь за город?
— Что?
— Поиграть в гольф. Я слышал, ты играешь с разными шишками.
Лицо его стало пурпурным, глаза вылезли из орбит. Когда-то этот парень был тоще крысы.
— Тебе тоже стоит этим заняться — полезно для здоровья.
— Тут не поспоришь — ты тому живое доказательство.
Он покачал головой:
— Вечно ты гадость скажешь, Джек.
Водитель был скроен на манер сортира из поговорки. На шее выпирали мускулы.
Кленси сказал:
— Наверное, мне надо перед тобой извиниться.
— Наверное?
— Насчет самоубийств. Похоже, ты был на верном пути.
— А, здорово: «на верном пути»… Например, насчет местопребывания мистера Плантера?
Кленси вздохнул:
— Его уже давно нет. За деньги можно все купить.
Я не хотел заходить слишком далеко в этом вопросе, поэтому сменил тему:
— Я уезжаю из Голуэя.
— В самом деле? Надеюсь, твой приятель Саттон едет с тобой?
— Нет. Его муза здесь.
Кленси помолчал, потом сказал:
— А ты знаешь, что он однажды пытался поступить в полицию?
— Саттон?
— Ну да. Ему отказали — все-таки у нас свои стандарты.
— Ты уверен? Нас же они взяли.
Он слегка улыбнулся:
— Ты мог бы далеко пойти.
— Да ну?! Может, даже стать таким, как ты?
Он протянул руку. Меня заворожили его ботинки. Черные, тяжелые, надраенные так, что в них можно смотреться, как в зеркало. Я пожал ему руку.
Он спросил:
— Ты уезжаешь из-за Коффи?
— Что… кого?
— Ты его помнишь, ростовщик из Корка.
Я отпустил его руку, оторвал взор от его ботинок и сказал:
— Ах да, большой толстый козел. Но в хоккей играть умеет.
— Он под моим началом работает, так послушать его, Энн Хендерсон трахает его, как последняя шлюха.
Слова повисли в воздухе. Я видел, как водитель неловко шевельнулся на сиденье. Мой лоб покрылся потом. Я физически чувствовал, как Кленси ухмыляется мне в спину. Мир качнулся, и я испугался, что упаду. Наверное, на солнце перегрелся. Еще секунда, и я наклонился к машине и со всей силой плюнул на его сверкающие форменные ботинки.
Я зашел в супермаркет на площади. Нужно было выпить чего-нибудь очень холодного. Взял большой стакан кока-колы, насыпал доверху льда и сел у окна. Глаза жгло, и я сжимал мячик в левой руке до тех пор, пока пальцы не заболели. Отпил большой глоток колы, почувствовал, как лед стукнул о зубы. Казалось, глаза мне закрывает красное облако. Выпил еще колы, чтобы подбросить сахару в кровь.
Помогло.
