норвежка начала со мной болтать. Я знаю, она оттуда, из одной из этих холодных стран, у нее было такое замерзшее лицо. И вдруг я запел «Ради лучших времен»…
Он помолчал и тряхнул головой, будто удивляясь сам себе. Я знал, что Уилли Нельсон недавно играл в Килкенни, заявив восторженной толпе, что ему нужны деньги, чтобы заплатить за свет. Старый знакомый продолжил:
– Она решила, что песня талантливая, так что я сказал ей, что сам ее написал. Господи, она мне поверила, и мне пришлось трахнуть ее около лодочного клуба. Все эти годы со мной ничего подобного не случалось. Я подумываю даже, что мне следовало начать петь много лет назад. Твое мнение?
– Ты не побьешь Уилли.
Я ушел, оставив его раздумывать над тайнами женщин и музыки. Гулять было приятно, так что я прошел мимо нескольких пабов, устремив взор вперед. Соблазн выпить поджидал меня круглые сутки. Переходя через мост Сэлмон Уэйр, я узнал парня, сидящего рядом с ящиком «Забота о престарелых». Парень крикнул:
– Эй, Джек!
Я знал его всю свою жизнь. В школе он был лучше всех по катехизису, а также преуспевал в английском и ирландском. Он стал браконьером, или, как его здесь называют, вором. Я сказал:
– Как дела, Мик?
Он печально улыбнулся и показал на воду. Мужчина в дорогом рыболовном снаряжении и сапогах по бедра забрасывал длинную удочку. Мик пояснил:
– Немецкий придурок.
– Да?
– Чтобы ловить рыбу один день, надо заплатить небольшой выкуп, да еще отдать половину улова.
Мне пришла в голову интересная мысль, и я спросил:
– А если он поймает только одну?
Мик с откровенным злорадством рассмеялся:
– Тогда он в глубокой жопе.
Мик, наверное, был лучшим вором лосося к западу от Шаннона. У ног его стоял ящик на все случаи жизни, он наклонился, открыл его и достал оттуда фляжку и большую французскую булку:
– Хочешь?
– Нет, спасибо.
– Тогда выпей. Согреешься – кровь заиграет.
Я почувствовал, как сильнее начало биться сердце, и поинтересовался:
– А что там?
– Куриный суп и самогон.
Господи, как же мне хотелось согласиться, это было так просто – лишь руку протянуть. Я покачал головой:
– Спасибо, нет.
Мик поднял фляжку к губам, основательно приложился. Затем он опустил руку, и я готов поклясться, что глаза его закатились, когда он воскликнул:
– Забирает!
Я страшно ему завидовал. Что может сравниться с этим ударом тепла по твоему желудку? Мик взглянул на меня:
– Я слышал, ты завязал.
Я печально кивнул, а он снова полез в ящик:
– Хочешь это?
Мик протянул мне календарь с изображением пурпурного сердца спереди и сказал:
– Это на полгода, так что ты не теряешь шесть месяцев.
Я уже потерял половину своей жизни. Я полистал календарь, там были высказывания на каждый день. Я поискал, нашел сегодняшнюю дату и прочитал:
– «Настоящая вера помогает достичь справедливости».
Мой опыт не был тому подтверждением.
Я хотел вернуть календарь, но Мик отмахнулся, сказав:
– Нет… это подарок. Ты ведь теперь посещаешь мессу, я правильно понял? Так что тебе сгодится.
Мне очень захотелось врезать ему в челюсть. Голуэй теперь большой город, принявший разные культуры, разные расы, но по большому счету здесь сохранился местечковый менталитет. Я сунул календарь в карман и проговорил:
– Увидимся, Мик.
Он подождал, пока я не отошел подальше, потом крикнул:
– Помолись за нас, идет?
На другой стороне дороги я заметил молодого блондина, который вроде бы таращился на меня. Я не стал с ним связываться.
2
У меня нет семьи в прямом смысле этого слова. С матерью мы воевали много лет. Вели настоящую грязную кампанию с выстрелами из всех орудий, пока ее не хватил инсульт. Удивительно, но я стал к ней мягче относиться. Она медленно поправлялась, и хотя нельзя сказать, что мы стали близки, определенный сдвиг в этом направлении просматривался. Мне пора было наведаться к ней. Ее друг и исповедник, отец Малачи, продолжал все так же люто меня ненавидеть.
Хотя мне на это было насрать.
Когда у Джеффа и Кэти родился ребенок, мне показалось, что мою жизнь осветили неоновые огни. В качестве крестного отца ребенка я старался выказывать как можно больше внимания, хотя сам от себя такого никогда не ожидал.
Вернувшись в «Бейли», я повесил календарь на стену. Джанет, горничная, придет в умиление, увидев его. Давным-давно, когда я уже почти допился до ручки, она дала мне листовку о Мэтте Талботе. Вне сомнения, мое чудесное исцеление на сегодняшний день она отнесла к чудесам, творимым Мэттом. Я, очевидно, исправлялся. В маленьком холодильнике в моей комнате стояли только йогурт и чистая родниковая вода Голуэя. Я открыл бутылку и растянулся на кровати. Нажал кнопку на пульте управления и попал на начало «Оз», австралийской тюремной драмы, изобилующей драками. Плохо представляю, какой случай сыграл здесь роль. Если бы знал, вел бы себя по-другому? В настоящий момент жизнь моя шла почти по верному пути. Предпочел бы я продолжать двигаться в этом направлении и стать законопослушным гражданином или я уже рвался с поводка?
В «Оз» события развивались в бешеном темпе. Одного заключенного уже казнили, другой умирал от СПИДа, а еще одному приказали убить новичка. Сказать, что смотреть такое тяжело, значит не сказать ничего. Я переключил канал, затем лениво прикинул, не посмотреть ли мне «Шесть футов под землей», сериал о семье похоронных дел мастеров. В последнем эпизоде труп потерял ногу, что привело к катавасии с участием копа-гея. Томас Линч правильно бы сделал, если бы подал в суд. Вместо этого я решил почитать. Черного юмора мне с избытком хватало и на улицах.
Я иногда заглядывал в дневники Джин Рис. Ее ощущение неудовлетворенности всегда находило во мне отклик Я как-то раз слышал, что ее назвали человеком без прав и имущества, следующим по пути катастрофы через унылый пейзаж собственного разума. Некоторое время она жила над пивной в Мейдстоуне… это было в 1940-х годах – мрачный период. Она писала:
Это взорвало самые разные бомбы в моем рассудке. Зазвонил телефон, и я с облегчением закрыл книгу:
