Полагая их, то ли приманкой, то ли останками своих менее удачливых соплеменников.
Бомонд уличных вымогателей: фальшивых калек, певцов и живописцев, растекался грязной, маслянистой лужей обрюзгших лиц. Всполохи злобных взглядов, выдавали плохо скрытую приторным участием и лживым безразличием зависть...
Изгои изгоев, пытались возвыситься злословием над людским простодушием, наполняя «Замок Фламмарион» слухами и сплетнями…
Казалось, никакие кары уже не страшны париям площадей и перекрестков. Но история «поющего портрета» и присутствие его прототипа, в обнимку с сильно захмелевшей крошкой-малышкой, демонстрировавшей худые, небритые ноги, якобы подаренные ей во сне, заставляли задуматься, о скупости Всевышнего, убеждая богему асфальта в ее незавидной доле.
Лишь улыбающемуся художнику и вечно недовольному декламатору удавалось сохранять непринужденность посреди всеобщего непотребства.
Сашка и его собеседник, любитель поэзии, не снизошедший до представления, брезгливо перемывали кости присутствующим, сходясь во мнении о ребячливости деяний своих коллег. Утверждая: «Замок Фламмарион» - предел падения. И никакие кары его обитателям уже не страшны.
Живописец копировал и, одновременно, пытался «проникнуть в тайну сюжета» гравюры, висевшей над входом и разжигавшей его «страсть» к непознанному.
Незавидная судьба Сашкиных героев передалась и несчастному страннику. Монах, достигший Горизонта, не ведал покоя, комично открывал рот, размахивал руками, призывая всех в свидетели, а в ответ удостаивался насмешек безымянного обожателя рифмы.
Край небесного полога то распахивался, то закрывался, напоминая занавеску, отданную на волю сквозняка. Бедолагу сдувало в бездну, отбрасывало назад. Одежда цеплялась за выступавшие деревья и коряги. Но его стойкость, не обнаружила, ни малейшего сочувствия со стороны бездушных зрителей.
Пьяная потеха вскоре потеряла изначальную остроту. Садизм, соединившись с алкогольными парами, обрел некое сходство с состраданием. Неверной рукой художник замазал отверстие в небосводе и пририсовал своей жертве рога и хвост.
Надругательство над «символом» не осталось незамеченным. А попытка расплатиться глумливой пародией за ужин вызвала немой укор в глазах присутствующих.
Никто не помышлял о бунте, а тем более об открытом протесте. Увы, наглецы уловили даже эту легкую зыбь недовольства. И беззастенчиво уставились на присутствующих.
Сашкин сотоварищ, томно прикрыв глаза, потянул носом воздух, как бы пытаясь учуять дух неповиновения, и гадко улыбнувшись, произнес лишь одно единственное слово: «ВИЙОН».
Имя безжалостного поэта-грабителя, принуждавшего жертв выслушивать свои сочинения перед смертью, посеяло панику. Богатства, добытые унижением и обманом, тут же образовали на стойке маленькую пирамиду, пробудив в повелителях благодарность податного инспектора. Состроив недовольные лица, они рявкнули: «А остальное!»
Усердные клятвы и целование оплеванного пола не убеждали в искренности жертвователей. Живописец взялся за карандаш…
И тут же явились вторая и третья горки. Одна почти сплошь состояла из столового серебра, поражавшего обилием вензелей. Другая, из купюр, отличавшихся мелким достоинством и географическим разнообразием...
Легкая добыча рождает разочарование. Разочарование оборачивается ПЕЧАЛЬЮ.
Убожество власти и власть над убожествами вызывает непреодолимое ОТВРАЩЕНИЕ.
А ПЕЧАЛЬ и ОТВРАЩЕНИЕ обращаются разгадкой странной гравюры. Ответом на главные вопросы Тайного Учения Странствий: КУДА? ЗАЧЕМ? И истеричными воплями души: «Прочь! Прочь! Прочь из клоаки обыденности и убожества. За ГОРИЗОНТ!»
Тогда-то, как гласит предание, художник трясущейся кистью нанес на грязную стену контуры рваной дыры, изображенной на картине. Поэт откинул затрепетавший на ветру полог. И всем открылась черная-черная бездна.
Стихи Франсуа Вийона было последнее, что услышали, перепуганные насмерть, посетители:
Затем оба шагнули в темноту.
Вот такая история вышла, Господа. Вы, конечно, не поверите, но «Замок Фламмарион» стоит и поныне. Его выкупил какой-то Аноним. Прибрал, почистил. Бродяг, естественно прогнал. И теперь уже почтенная публика, собираясь здесь каждый вечер и упиваясь своим превосходством, изливает на былых завсегдатаев презрение и лживое сострадание…
А бродячие животные, по-прежнему, пугливо озираются и обходят стороной разбросанные по полу объедки…
Примечания
1
Вы,надеюсь, узнали этот кошмар, написанный когда-то Александром Вертинским.
