— Послушайте, я думаю, что произошла ошибка — очень серьезная ошибка.
Старшина коротко рассмеялся.
— Никаких ошибок, парень, — во всяком случае, не с нашей стороны. Если кто-то и ошибся, так это ты.
— Что вы имеете в виду?
— То, что и говорю, сынок. Какая нынче ситуация, ты знаешь — так что ты здесь только по своей вине. Правда, я-то думаю, тебе оно так и лучше, но дело в том, что мосты для тебя уже, так сказать, сожжены, и неплохо бы тебе с этим смириться.
— Но я не понимаю… Вы меня не можете заставить записаться: сейчас ведь не война.
Старшина цинично усмехнулся.
— Сам должен знать, — сказал он.
Рейнард помедлил.
— Послушайте, — сказал он спокойней. — Я хочу знать, почему меня зачисляют против моей воли. Я собирался записаться… первого декабря. Капитан Арчер мне вроде бы обещал — или почти что обещал…
— Капитан Арчер — Рой Арчер — он…
—
— Ну да, он, может быть, теперь майор. Он сказал…
— Послушай, парень, единственный Рой Арчер, которого я знаю, это полковник Арчер, исполняющий обязанности командира района, так что думай, что говоришь.
— Но он был моим другом. Он… понимаете, я проходил курс обучения, с новым батальоном… Мы должны были записаться первого декабря, но я болел и…
— Ну теперь-то ты зачислен, — отрубил старшина, — так что кончай пороть чушь про полковника Арчера.
Рейнарду снова показалось, что он видит страшный сон. Он смотрел на полное, обветренное лицо, одновременно сознавая, как смыкаются вокруг преграды. За окном, на фоне темнеющего неба спокойно высились голые, неподвижные в безветренном воздухе деревья.
— Но я не понимаю, о чем вы говорите, — пробормотал он утомленно. — Что, вообще, произошло? Почему вы…
Старшина резко его оборвал, сделав знак капралу.
— Достань-ка нам копию той инструкции военного совета — ну ты знаешь: Z — косая — семь — ноль — один.
Капрал шагнул к буфету, вытащил из какой-то папки отпечатанный документ и протянул его через стол. Почти сразу же старшина принялся читать его вслух; относившийся к делу текст явно был довольно длинным, и он проговаривал его быстро, с особой монотонной интонацией, с какой зачитывал бы присягу или, допустим, предписание нарушителю. Какие-то отдельные фразы достигали сознания Рейнарда: что-то об «обязательной регистрации гражданских кадров… части на оккупированной территории уполномочены зачислять на военную службу или производить мобилизацию… вступающий в силу первого декабря… предписания на период чрезвычайного положения… под охраной армии на неопределенное время… дисциплинарные меры» — но об основном смысле всего отрывка он не мог составить ни малейшего понятия. Наконец старшина закончил.
— Ну что, доволен? — спросил он, глянув на Рейнарда с иронической усмешкой.
Тот, ища опоры, прислонился к столу.
— Я — я желаю побеседовать с офицером, — пробормотал он. Преграды смыкались; во тьме его сознания повторялись все одни и те же слова:
— Ты, конечно, можешь просить о беседе с ротным командиром, — сказал он. — Но на твоем месте я бы бодягу разводить не стал. Серьезно, не стал бы: ничего хорошего тебе от этого не будет, и, как пить дать, получишь только нагоняй за то, что у армии время отнял.
— Я настаиваю на беседе, — повторил Рейнард внезапно окрепшим голосом.
— Ладно, парень, — но не думай, что это будет сегодня. Я поговорю с ротным командиром завтра утром. А теперь, черт побери, давай-ка закончим с
Рейнард покачал головой, с трудом выдавливая слова из пересохшего, сжавшегося горла.
— Я отказываюсь — отвечать — на вопросы — пока мне — не устроят — беседу с офицером.
Старшина пристально на него посмотрел.
— Это твое последнее слово? — спросил он с любопытством.
Рейнард кивнул.
— Ну ладно, парнишка. Извини уж, но ты, знаешь, сам напросился… Ладно, капрал, — отряди-ка двоих в пикет. Нет, лучше четырех. Треугольник[11] в порядке? И предупреди рядового Мандевилла, пока будешь там разбираться.
Старшина неожиданно поднялся на ноги; он был массивно сложен и походил на боксера-тяжеловеса торсом и стойкой, как у гориллы. Он смотрел сверху вниз на Рейнарда с выражением, казавшимся почти жалостливым.
— Я полагаю, тебе известно, во что ты себя втравил? — спросил он мягко; затем, видя пустой непонимающий взгляд Рейнарда, добавил:
— На случай, если ты не знаешь, — своим поведением ты навлекаешь на себя дисциплинарное взыскание по статье 44 параграфа 6Б предписаний на период чрезвычайки. Теперь тебе ясно?
Рейнард покачал головой.
— Нет? Ну хорошо — я тебе скажу; но боюсь, что это твое незнание ой как тебе отольется…
Когда старшина заговорил снова, в его тоне слышалась странная неохота: будто он, из чувства долга, принуждает себя делать нечто, лично ему неприятное.
— Раз уж ты не знаешь, — продолжал он, — нарушителей по этой статье подвергают телесному наказанию в мере, не превышающей, — здесь его голос снова зазвучал монотонно-официально, — не превышающей двести ударов «кошкой».
Рейнард, до которого стало доходить, посмотрел в его бесстрастные глаза.
— Ясно теперь? — буркнул старшина.
Рейнард пошатнулся, вдруг почувствовав дурноту.
— Вы не можете этого сделать, — прошептал он. — Вы не можете этого сделать — в британской армии такого нет — вы не можете…
— Боюсь, что можем, — прервал его старшина на удивление тихим, почти извиняющимся голосом.
В этот момент в комнату снова вошел капрал и с ним четверо мужчин. На них были шинели, ремни от снаряжения и краги, в руках они держали ружья с примкнутыми штыками. Когда они, по команде капрала, грохнув каблуками, стали по стойке «смирно», Рейнарду показалось, что от глухого стука тяжелых ботинок в его мозгу что-то распалось, словно лопнула последняя прядь каната, предав его в конце концов во власть полной анархии духа. И тут же он испытал необычайный спазм, подобие оргазма, сродни некому позорному и принудительному сексуальному акту. Этот миг прошел, лишив его последних жизненных сил. Голова у него закружилась, ему стало до ужаса дурно. Рядом со столом был стул — Рейнард кое-как его нашарил и сел так неловко, что соскользнул набок и тяжело рухнул на пол.
Поднявшись на ноги с помощью капрала, он ухватился за спинку стула и снова встретился взглядом со старшиной, который теперь смотрел на него вопрошающе, с какой-то сочувственной насмешкой.
— Ну что, хорошенько подумал? — спросил тот.
Рейнард кивнул.
— Ладно, — пробормотал он. — Я отвечу на ваши вопросы.
