«Один совет, как собирать пожертвования, – сказала она в заключение, похлопывая меня по руке, точно маленькую девочку. – Не важно, для чего – на детей или постройку музея, – но заставить человека раскошелиться есть только одно средство: внушить ему, что вы оказываете ему большое одолжение, и быть готовой действительно его оказать в случае необходимости».
После обеда мы сидели у огня почти до рассвета. Радость общения с Эстеллой заключается в том, что она считает меня столь же вольной душой, как она сама, и у меня возникает ощущение, что вдруг это правда. Словно вижу, как она командует оккупационной армии, «а идите вы на!» И они идут. А ей, вероятно, принесут шампанского.
«А теперь я хочу послушать про вас», – внезапно потребовала она. «Ну, для начала, – сказала я, – я только что сбежала от мужа». Эстелла только кивнула. «Очень разумно. Навсегда?» Собственно, я об этом еще не думала и пришла в ужас. Я сказала, что нет, то есть так я надеюсь; а кроме того у меня есть обязанности как супруги поверенного в делах. Эстелла ужаснулась. «Вздор! Очень многие умеют нарезать сандвичи. Вы должны поступать, как вам заблагорассудится».
Ну, и я рассказала ей про Пирса и его сдобную булочку. Эстелла сидела, глядя в огонь, и ее длинные пальцы скрещивались, как китайские палочки. Потом она обернулась и посмотрела на меня с недоумением. «Это слово «любовь» ставит меня в тупик, – сказала она. – У него ведь столько разных значений, не правда ли? В свое время я дарила и получала много любви, но мне в голову не приходило, что ее орудием должен быть мой муж. Для меня брак – это контракт, как с адвокатом или подрядчиком. Его назначение – обеспечивать стабильность в зыбком мире, а также удовлетворение материальных потребностей. Надежное партнерство, если вам угодно. Но мне и в голову не пришло бы завязывать «отношения» с моим адвокатом или подрядчиком, или, как в вашем случае, с дипломатом. А потому я вам глубоко сочувствую, дорогая, но я слишком мало осведомлена в таком вопросе. Мне необходимо его хорошенько обдумать, что я и сделаю. Но сейчас, вы меня извините?»
Она протянула руку за колокольчиком и позвонила. Появился Луис, и она очень нежно взяла его за руку. «Любовь! – сказала она. – Как чудесно и как печально. Теперь платить должна уже я, а скоро, полагаю, я буду слишком стара и для этого. Видите, мое имя, конечно, означает «звезда», но я уже звезда падающая. Как вы счастливы, что еще молоды».
Я очень давно не воспринимала себя как молодую.
Она с нежностью смотрела на Луиса. «Самое замечательное в испанцах, что они живут ради ночи. Это нам, северянам, внушили, что ночью спят». Затем она встала, опираясь на его руку. «Спокойной ночи, моя милая Рут. Обещаю поразмыслить над вашим затруднением и найти ответ. Убеждена, что он окажется очень простым. Я вам сообщу. А пока не поднимайтесь утром слишком рано. По утрам я не в лучшей моей форме. А очень скоро это не ограничится одним только утром».
И вот так она удалилась в своей третьей роли – Екатерины Великой.
Я услышала, как часы пробили три. Мне удалось проспать несколько часов, прежде чем меня разбудило солнце. Теперь оно поднялось уже высоко, а вокруг царит полная тишина. За моим окном хлопают крыльями аисты, прилетая и улетая. Завтра я поеду назад, в Мадрид, и потягаюсь с моим мужем лицом к лицу. Мой гнев против его гнева. Он взял любовницу без моего разрешения, а потому я без его разрешения отправилась на.
Зачем я тебе все это рассказываю? Как, по-твоему, я оказалась на распутье? Стану ли я такой, как Эстелла, через двадцать лет? А Пирс – как Хавьер, и будет взбираться по своей лестнице все дальше и дальше от меня? На меня веет холодом пожилого возраста.
А к черту! Может быть, меня устроит Аттила Бимбожий. Твои письма меня подбодряют. Ты одна – в лучшем положении, чем я с мужем. Ну а что до оппортуниста Тома Бренда, да, он мне писал и даже признался в покушении на тебя. Ты находишь его опасным. Наверное, он такой. Полагаю, ты найдешь в нем хорошего любовника, пока это будет длиться. А тогда ты просто займешь свое место в длинной веренице экс, экс, экс…
Наверное, вернуться в Речное Подворье было как вернуться в Верден. В каждом доме в саду должен бы выситься крест «…пал на поле боя 16 нояб… 8 янв… 22 марта… 21 апреля» (Нет, Боже упаси, не 21 апреля, это же День рождения королевы, и я должна организовать перестрелку хлебным мякишем.) Этот день вдобавок к Пирсу, влюбленному в свою сдобную булочку, – нет, это уже слишком.
Однако у меня есть «мерседес» с открывающимся верхом – по крайней мере на сегодня.
Со всей любовью.
Рут.
АПРЕЛЬ
Дорогая Рут Конвей!
У меня нет обыкновения благодарить моих гостей за то, что они благодарят меня, но я получила такое огромное удовольствие от вашего общества, и достаточно самого маленького предлога, чтобы высказать это. Кстати, годы сбора пожертвований внушили мне непреходящее отвращение к телефонам, вот почему я пишу. Когда бы вы ни позвонили, я отвечу враждебно и односложно. Пусть вас это не смущает. Задним числом я буду довольна.
Отношения с женщинами приносят мне гораздо больше радости, чем с мужчинами. Мужчина воздействует либо своей анатомией, либо своей чековой книжкой. И то, и другое восхитительно, но слишком преходяще. А с женщинами можно раскрыться и беседовать о том, что действительно важно, пусть даже часто этим важным как раз оказываются мужчины.
Насколько помню, мы много говорили о браке, и это имело обаяние новизны, поскольку брак – не та тема, которой я отдавала много внимания. Мне всегда казалось, что в браке либо состоишь, либо не состоишь, и для твоей жизни никакой особой разницы это не составляет. Возможно, мой личный опыт не очень типичен. Первый раз я вышла замуж в восемнадцать лет. Он получил мою девственность, а я очень скоро рассталась с ним. La permission anglaise,[14] как мы говорим. Второй раз я вышла замуж в тридцать пять: я получила его титул, а он расстался со мной – правда, не так скоро. Но ведь в этих делах Испания много консервативнее Франции. И еще та разница, что, будучи старше и опытнее, мы с Хавьером остаемся лучшими друзьями – в отдалении.
Я все еще ломаю голову над проблемой, которой вы озадачили меня в наш чудесный вечер. К несчастью, как, если не ошибаюсь, я вам говорила, передо мной она никогда не вставала. Вполне могу себе представить, что мой первый муж, чье имя я не помню, и милый Хавьер в свое время увлекались другими женщинами – что вполне естественно, с каким мужчиной это не случалось?
