мне хватало того, что есть. В своем благодушии я не допускал никаких сомнений, не помышлял, будто что-то может измениться. Но я потерял Тэя и с ним важную часть самого себя. Я не знаю, что делать, зачем жить, — словно дошел до конца пути, по которому шагал долгие годы, и уперся в тупик. Когда ты спросила, люблю ли я тебя, мне стало ясно: любовь к тебе — пожалуй, единственное, что у меня осталось. И это не мелочь, не утешение в моем горе. Это гораздо важнее. Говорю и чувствую, какой я глупец. Любовь к тебе — единственная истина, которую я могу признать. Самое важное в моей жизни. Смерть Тэя дала мне понять это. Дорогая цена, но что поделаешь.
Большие сильные руки Ярла нежно легли на плечи девушки.
— Я люблю тебя, Прея.
— Любишь? — тихо переспросила она.
Когда она произнесла эти слова, Ярлу показалось, что между ними разверзлась пропасть. Огромная тяжесть легла ему на плечи. Он неловко стоял перед ней, не зная, что делать дальше. Рост и сила всегда были источником его уверенности, но при общении с Преей они только мешали.
— Да, Прея, — сказал он наконец, — люблю. Люблю, как никогда никого не любил. Я не знаю, что еще сказать. Разве что… я надеюсь, ты еще любишь меня.
И даже теперь она ничего не ответила, неподвижно стоя перед ним и глядя ему в глаза. Прея больше не плакала, но на лице еще блестели влажные полоски. Слабая улыбка приподняла уголки ее рта.
— Я никогда не переставала любить тебя, — шепнула она.
Девушка шагнула к нему и позволила себя обнять. Немного погодя она сама обняла его.
Они сидели рядом у огня, когда несколько часов спустя появился Берн Эридден. Уже стемнело, последние лучи дневного света угасли, а дождь, ослабев, превратился в морось, беззвучно падавшую на раскисшую землю. На утомленный город опустилась тишина, в окнах домов стали зажигаться огни, едва мелькавшие в просветах меж провисших, напитавшихся водой крон деревьев. Сейчас, пока шли ремонтные работы и не определился новый правитель, во дворце никто не жил, и только в летнем доме теплилась жизнь. Придворная Гвардия охраняла дом, чтобы обеспечить безопасность Ярла Шаннары как члена королевской семьи и, по слухам, возможного короля.
Стража трижды останавливала Берна Эриддена, прежде чем он добрался до дверей летнего дома, и разрешила ему пройти только потому, что Ярл распорядился предоставить искателю свободный доступ к нему в любое время. Между ними не было почти ничего общего, и после смерти Тэя всякие взаимоотношения могли закончиться, так как единственным, кто связывал их во время путешествия на запад, был эльф-друид. Со смертью Тэя они должны были разойтись снова, поскольку прежде смотрели друг на друга с недоверием и пренебрежением.
Однако этого не случилось. Возможно, каждый молча решил про себя, что этого не должно произойти, хотя бы в память о Тэе. А может быть, их связывала общая потребность разобраться в событиях их совместного путешествия, необходимость довершить начатое, чтобы друг не отдал свою жизнь даром. Тэй пожертвовал собой ради них. Так разве не должны они отбросить разногласия ради него? После возвращения они успели поговорить о многом: о подвиге их друга, о том, насколько важным он считал исполнить поручение, данное Бреманом, о смертоносной сущности Черного эльфинита, о мрачной тени Чародея-Владыки, нависшей над Четырьмя Землями. Вместе с Преей Старл они обсуждали, как переправить Черный эльфинит Бреману и что следует сделать, чтобы эльфийская армия отправилась на помощь дворфам. Они думали не о себе, а о большом мире и об опасности, которая угрожала ему.
Как-то ночью, за два дня до возвращения в Арборлон, Ярл попросил искателя предсказать исход их совместного предприятия. Берн Эридден знал, что ему нелегко было просить об этом, и после недолгого раздумья согласился сделать все, что в его силах. Он и сам рад был предложить Ярлу свои услуги, если тот сочтет их полезными. Ярл принял предложение. Они скрепили рукопожатием свой договор и, хотя об этом никто не говорил, — начало новой дружбы.
Итак, искатель пришел. Вид его был жалок: старый плащ совершенно промок, щуплая фигурка сгорбилась и съежилась. У дверей искателя встретила Прея, сняла с него плащ и провела к огню, чтобы он согрелся. Ярл налил в кружку добрую порцию крепкого эля и протянул Берну Эриддену. Прея укутала его пледом. Он принял все это, бросая на них робкие взгляды и смущенно бормоча слова благодарности. В его глазах светилась озабоченность. Искатель пришел к ним неспроста.
— Я должен кое-что сказать тебе, — обратился он к Ярлу после того, как слегка согрелся и перестал трястись от холода. — Меня посетило видение, и это касается тебя.
Ярл кивнул.
— Что ты видел?
Искатель потер руки и отпил немного эля, всего несколько глотков. Его лицо заострилось, глаза ввалились, как будто он плохо спал. Впрочем, у него все время был загнанный вид с тех пор, как они вернулись с Разлома. События в Великой Чу потрясли его до глубины души. Крепость и ее обитатели безжалостно обошлись с ним, пытаясь сломить его волю, чтобы он не смог помочь Тэю. Они проиграли, но вред, причиненный искателю, был очевиден.
— Когда Тэй первый раз пришел ко мне просить помощи в поисках Черного эльфинита, я, воспользовавшись своим искусством, заглянул в его сознание. — Берн Эридден вдруг повернулся к Ярлу. — Это был самый простой и точный способ определить, что он хочет найти с моей помощью. Я не сказал ему, что делаю, но не желал, чтобы он что-либо от меня утаил. Я узнал даже больше, чем хотел. Друид Бреман открыл ему четыре видения. В одном ему предстали Великая Чу и Черный эльфинит. Именно его я и хотел увидеть. Но мне предстали и остальные. Увидел я падение Паранора и Бремана, ищущего медальон на цепочке. Увидел, как друид снова пришел к темному озеру…
Он задумался, потом торопливым, беспокойным движением руки отмахнулся от того, что собирался сказать.
— Впрочем, это все не так важно. Важно последнее. — Он смущенно помолчал. — Я слышал разговоры. Эльфы намереваются сделать тебя королем. Они не хотят Алитена и внуков, собираются короновать тебя.
— Болтовня, и больше ничего, — возразил Ярл. Берн Эридден поплотнее укутался в свою одежду.
— Я так не думаю, — коротко парировал он. Прея вышла вперед и встала рядом с Ярлом.
— Что ты видел, Берн? Неужели Алитен Беллиндарош мертв?
Искатель покачал головой:
— Не знаю. Мне открылось другое. Но это имеет отношение к короне. — Он глубоко вздохнул. — В видении Бремана, последнем, которое я извлек из памяти Тэя, был человек, стоящий на поле битвы с необычным мечом в руках. Меч — это магический талисман. На рукояти выгравировано изображение Эйлт Друина — рука, держащая зажженный факел. Напротив человека стоял призрак, завернутый в черное, безликий и непроницаемый, если не считать глаз, маленьких и огненно-красных. Человек и призрак сошлись в смертельной схватке.
Он снова отпил эля и отвел глаза в сторону.
— Я видел его лишь мельком и не придал этому видению большого значения. Тогда это было не важно. Меня интересовало только то, о чем просил Тэй. До сегодняшнего дня я и не вспоминал о нем. — Темные глаза Берна посмотрели вверх. — Сегодня я рассматривал свои карты, сидя у огня. Разомлев от тепла и шума дождя на улице, я уснул, и во сне мне явилось видение. Оно пришло внезапно и оказалось неожиданно явственным и определенным. Странно, ведь большинство видений, предчувствий и предзнаменований о том, что утрачено и может быть найдено, приходит постепенно, исподволь. А в этом я сразу же узнал видение Бремана о человеке и призраке на поле битвы. Но на сей раз я узнал их обоих. Призрак — это Чародей-Владыка. А человек — это ты, Ярл Шаннара.
Ярл едва сохранил серьезный вид, ему вдруг почему-то стало очень смешно. Возможно, идея показалась совершенно невероятной. А может быть, он не мог поверить, что Тэй не узнал его в видении, а Берн Эридден узнал. Или это была реакция на дурное предчувствие, которое болью пронзило его, когда он услышал слова искателя.
— И еще. — Искатель не дал ему времени подумать. — На мече, который ты держал, был медальон, найденный Бреманом в разрушенном Параноре. Медальон зовется Эйлт Друин и является символом предводителя друидов Паранора. Он обладает мощной магической силой. Меч — это оружие, созданное для того, чтобы уничтожить Брону, а Эйлт Друин стал частью этого меча. Сам понимаешь, что никто мне этого
