Большая белая надпись на ее боку оповещает всех и каждого, что я — преданная читательница идиотских женских журналов. Не могу сказать, что я от этого в восторге. Увы, ни рюкзак, ни плетеная пляжная сумка ярко-розового цвета, которые я поначалу выбрала, не вписывались в мой офисный камуфляж. Так что я решила твердо придерживаться Зариных советов и взяла эту ее сумку. Зару ею наградили за хорошую работу, но она никогда ее не носила. Подходя к двери, я вспомнила, как сразу сдалась, когда она начала на меня орать за то, что я приняла «глупое мальчишеское поведение» Сэма за романтическое ухаживание.
Итак, дело обещало принести мне немалый навар. Но в случае провала оно также могло легко привести меня в тюрьму — прямо в женскую камеру, полную баб по имени Джейнил. Они наверняка будут заставлять меня стирать их загвазданные шмотки…
Отбросив эти мысли, я дважды постучала, потом прижала к груди сумку и, стараясь не крутить особенно головой, заглянула сквозь жалюзи внутрь.
Все тихо. Что ж, неудивительно. Я знала, что Дэниел каждый день уходит из дома в одно и то же время. У меня было побуждение оглянуться вокруг, но я его подавила и уверенно пошла через веранду вниз по ступенькам — к заднему входу. Дорожку между домом и зеленой стеной гаража из гофрированного железа перегораживал маленький заборчик, чтобы дети не лазили. За ним виднелась бетонированная дорожка, ведущая в маленький садик. Я тихонько подняла щеколду и вошла. Послышался лай собаки.
Я так и застыла с сумкой в руках. Лихорадочно соображая, я вспомнила о заботливо приготовленном сандвиче с сыром. На коленях, едва удерживая равновесие, я открыла сумку, с ужасом ожидая, что собака вот-вот прибежит и собьет меня с ног. И только я вытянула сандвич из пластиковой упаковки, как из-за угла скакнул желтый призрак.
Он снова залаял, потом глухо зарычал, обнюхивая угощение. Сандвич исчез в огромной лохматой пасти мгновенно. Золотистый ретривер. Однажды один такой меня буквально раздавил — я тогда еще не знала об их свирепости. Энтузиазма у них не меньше, чем слюны.
— Кто там? — заставил меня распрямиться раздавшийся слева женский голос.
Я снова крепко прижала к груди сумку. Из-за ограды появилась голова. Это была мама Пенни. Вот невезуха. Но я всегда думала, что нападение — лучшая защита. Поэтому набрала воздуху побольше и, несмотря на то, что сердце у меня бешено колотилось, затараторила:
— Это я, Сандра, из службы «Аделаидские муравьи» — уничтожаем паразитов, проводим профилактику и оценку санитарного состояния жилья. В течение этой недели проводится санитарная оценка недвижимости вашего района по заказу городского совета.
Под испытующим взглядом мамочки моя шпионская легенда потихоньку затрещала. Она же явно не узнавала меня в этом костюме. Либо маскировка удалась, либо она была просто дура.
— А почему вы не зашли ко мне?
— Я работаю, м-м-м, — ум мой заметался, — сначала на нечетной стороне. И выборочно. Потом, если совет посчитает нужным, мы проведем полное обследование. — Для убедительности я приврала еще: — Ваш пригород собираются объявить охранной зоной под охраной Национального треста, так что необходима полная оценка. Вскоре вы получите письменное уведомление.
Я думала, что упоминание Национального треста, ведущей австралийской организации по охране природного и культурного наследия, вызовет определенное доверие, но мамочка только нахмурилась.
— Но мы с Родом делаем пристройку. А если зону объявят национальным достоянием, нам этого не позволят, не так ли?
— Возможно, что и нет. Лучше вам ее снести. Полгода у вас есть.
Ее надутое лицо скрылось за забором, и я вздохнула с облегчением. Но облегчение мое длилось всего секунду. Я тут же догадалась, что в этот самый момент она, наверняка, звонит мужу. Он наведет справки, и минут через тридцать здесь запахнет жареным. А гусем лапчатым объявят меня. Когда ее рожа нарисовалась опять, меня чуть не стошнило от страха.
— Род — такой ленивый ублюдок! Он, конечно, не согласовал проект заранее, — сказала она, неискренне улыбаясь. — Значит, не будет у нас пристройки? А как же мой огород с лекарственными травами — его можно?
Я игриво кивнула. Означает ли это, что она не будет никуда звонить? По крайней мере, смылась. Ура! Но она тут же вернулась.
— Вы сказали, что меня скоро известят? Я просто возьму, да и спрячу извещение. Он ничего не узнает, пока не станет слишком поздно.
Я услышала, как с грохотом захлопнулась дверь. Очевидно, у дамы не было привычки прощаться, как это делают воспитанные люди.
Я заметила, что собака жует задник тапочка, валявшегося на дорожке. Резиновые ошметки другого, вперемешку с измочаленными кусочками ткани, были раскиданы по двору. Видно, ретривер истомился по своим собачьим играм.
Я была крайне недовольна. Элен ничего не сказала мне о сторожевом псе и назойливых соседях. Какие еще сюрпризы меня ждут? Обшарив глазами окна и водосточный желоб, я не нашла ничего похожего на систему сигнализации: никаких ярлыков или непонятных ящиков. Но это еще не значило, что ее нет.
Потом я заметила, что с внутренней стороны двери с двойным остеклением торчит ключ.
Если бы только Элен была хоть немного поприятней, он дал бы ей ключи. И весь этот идиотизм был бы не нужен.
Она вполне могла бы сама прийти и все разведать. А теперь вместо нее бояться и мерзнуть должна я. Жаль, что под Зарину рубашку я не поддела какую-нибудь майку — становилось все холоднее.
Пес проигнорировал меня, когда я проходила мимо него. Сад был заросший, и деревья застили свет. Сам двор был совсем маленький, с газончиком, соизмеримым с ковром в большой гостиной. Клумбы, сооруженные из деревянных шпал, были чисто выполоты от сорняков. Темень и прохладу создавали густые кроны невысоких деревьев, растущих вдоль садовой ограды. Всего их было пять. «Если мама Пенни вдруг не решит со своей стороны забора их подстричь, она меня и не увидит», — подумала я.
Переступив через крайнюю правую шпалу, я продралась через кусты и уперлась в шершавую белую стену. Высокое окно в ванную было скрыто за тремя деревьями. Я прошла на ощупь вдоль стены, стряхнула листья с юбки и положила блокнот под деревом, которое росло напротив окна. Потом я вклинила башмак в развилку его ветвей, низко свисающих над землей. Кора впилась в ладонь, но я подтянулась и, подавшись вперед, ухватилась за ставни.
Тут мне повезло. Я — мастер по открыванию всяких щеколд и выниманию стекол, научилась в свое время из-за обкуренных друзей, с которыми жила. У них был бзик — запирать входную дверь на крючок, не удосужившись проверить, пришла ли я на ночлег. Бывало, приволокусь за полночь навеселе, открою задвижку в окне с заднего входа, пролезу да и хрястнусь об пол. Линолеумный.
Достав маленькую коробку с одноразовыми перчатками, я натянула парочку. Я сразу и не поняла, что одна из них была ярко-зеленая, а другая — ядовито-розового цвета. Инфернальные оттенки меня так и преследуют.
Я расшатала одну ставню, плохо держащуюся на ржавом кронштейне, и сдвинула ее. Но другие так сильно заржавели, что не двигались. Я потянула их на себя и попробовала сбить ржавчину. Две из них, по- видимому, недавно были отремонтированы и стояли крепко. Я только без толку провозилась с ними. Дотянувшись до развилки ветвей, я взяла лежащую там сумку и вытянула из нее один из своих журналов. Туго скрутив, я подняла его, как палку, над головой и двумя руками жахнула что было сил по заклинившей ставне.
Бросив журнал, я вовремя успела подхватить ее. Она чуть не грохнулась в ванну. Я молилась, чтобы не визжать от страха. Потом примостила толстое стекло на ветви, рядом с сумкой и повторила весь этот процесс со второй ставней. На этот раз, сперва удостоверившись, что держу ее. Такая перестраховка заняла много времени. Но вскоре все нужные стекла были высвобождены и разложены на ветвях деревьев. После я намеревалась дотянуться до них изнутри и вставить туда, откуда выковырнула.
У меня было два варианта. Либо, подтянувшись, опустить сначала ноги и удачно приземлиться, либо просунуть голову и освежить воспоминания — приблизительно 1995-1996 годов — о линолеуме. Я проинспектировала посадочную площадку. Под окном в ванной не было даже застиранного коврика, не говоря уже о чудесном пушистом ковровом покрытии, в котором я так сейчас нуждалась.
