Психопат

уродина, сводит их с ума. Только в тот вечер Чарльз не видел никого. Он все выдумал. Надо же как-то оправдаться за промашку с Тоцци.

Сол постучал по газетной странице тыльной стороной пальцев.

– Чарльз, ответь по правде. Ты всерьез считаешь, что такая девочка польстится на человека вроде тебя?

– А как же!

На лице негра появилось оскорбленное выражение.

– Почему? Что в тебе такого особенного?

Чарльз положил руку на пах.

– Единственное преимущество, какое Бог дал негру. Предмет зависти белых.

И вновь улыбнулся по-обезьяньи.

– Имеешь в виду умение играть в баскетбол?

– Сам знаешь что. У негров есть тяжелая артиллерия. Любовные пушки.

– Вот как? Кто тебе это говорил?

– Все девки, с какими я имел дело.

– Значит, им ни разу не доводилось иметь дело с итальянцами.

– Иди знаешь куда.

– Серьезно. Спроси у первой же шлюхи, которую подцепишь, пробовала ли она итальянскую колбасу.Услышишь, что она скажет.

– Зачем? Что она может сказать?

– Что итальянцев Бог любит больше. И что Он самитальянец.

– Иди... Почему она скажет так?

– Потому что вам Он дал любовные пушки, а нам и пушки, и ядра.

Сол взялся за ширинку и встряхнул ее.

Обезьянья ухмылка Чарльза растаяла.

– Иди знаешь куда.

Иммордино тоже не улыбался. Он старался отогнать мысль о наемном убийце и спокойно сделать то, ради чего приехал на ипподром.

Сол глянул на большое табло над кассами тотализатора. До старта оставалось шесть минут. Последние струйки игроков тянулись по проходам делать ставки. Это были серьезные игроки, они выжидали, когда окончательно определятся фавориты.

Сол замигал. Табачный дым ел ему глаза. Крытые трибуны напоминали дневную палату в психушке, только курильщиков здесь было в миллион раз больше, многие дымили сигарами. В том числе и Бартоло.

Сол приставил к глазам бинокль. Рослый, располневший сын Бартоло стоял, протянув руку. Фрэнк отсчитывал ему деньги. Парень очень походил на отца, был таким же толстым и уродливым, только повыше ростом и еще не успел облысеть. Сол все еще размышлял, не Фрэнку ли младшему поручили убрать его. Фрэнк мог ходатайствовать за сына, только Джуси вряд ли согласился бы. Сол знает парня. Джуси наверняка выберет совершенно незнакомого, на приближение которого Сол не обратит внимания. К тому же Фрэнк-младший слишком глуп. Даже отец обращается с ним как со слабоумным.

Сол увидел в бинокль, как Бартоло указал большим пальцем вверх, на кассы тотализатора. Посылал младшего сделать ставки и принести еще жратвы. Они всегда вели себя так на бегах. Сол настроил бинокль почетче, пытаясь разглядеть, сколько денег Фрэнк дает сыну. Точно не определишь, но, похоже, много. Фрэнк любит поиграть на бегах почти так же, как и поесть. Бедняге-парню и не удавалось поглядеть на заезд, потому что он вечно ходил за жратвой для отца. Но Фрэнку наплевать на парня. И на всех, кроме себя.

Раз уж пошел наверх, малыш, прихвати отцу пару банок датского пива. И сосиску с перцем. Он не откажется.

Чарльз нагнулся к Солу и спросил на ухо:

– Как он себя чувствует?

Сол не отрываясь смотрел в бинокль.

– Не знаю. Я уже забыл, сколько этот сукин сын способен сожрать.

– Рано или поздно ему приспичит. Или Бог дал вам, итальянцам, и бездонные желудки?

Сол не ответил. Бартоло, опять принявшийся жевать, раздражал его. Дым немилосердно ел глаза, пистолет вдавливался в бок. С навинченным глушителем эту штуку удобно не пристроишь. Глушитель можно и снять, но тогда придется терять время, снова навинчивая его. Приходилось мириться с тем, что он раздражает кожу.

'До старта пять минут, -послышалось знакомое объявление. – Делайте ставки, леди и джентльмены. Через пять минут кассы закроются. До старта пять минут'.

—Что ты думаешь о Голубом Пламени Хилари? – спросил Чарльз, снова уткнувшийся в газету.