Каммингс обратила указательный палец к словам, написанным краской на стекле парадной двери:
– 'Приют Марии Магдалины для матерей-одиночек'. Подобные заведения существуют по вине мужчин, не способных сдерживать свои прихоти и желания.
– Хотите сказать, что Тоцци наградит Стэси ребенком, а потом бросит?
Если Тоцци так поступит, он убьет его. Каммингс опустила веки и дернула плечом.
– Этого я не утверждаю. Не настолько хорошо знаю его, чтобы выносить профессиональное суждение. Однако потенциальные склонности к неприемлемому поведению присущи каждой личности.
– Все это вздор.
Каммингс вздернула подбородок и пристально посмотрела на Гиббонса.
– А не может ли ваша упорная защита своего напарника объясняться косвенным переживанием его отношений со Стэси?
Гиббонс стиснул зубы.
– Оставьте психологию для психов, ладно?
Сука.
– Очень нехорошо. Очень.
Они оба уставились на маляра, водящего валиком по одному и тому же месту. Он качал головой и бормотал себе под нос, не отрывая взгляда от стены:
– Нехорошо.
Появилась сестра Сил, она приближалась, будто летящий нетопырь. Черная ряса ее вилась вокруг щиколоток. Плохой признак. Обычно она одевалась более современно, носила юбку до колен и небольшую шапочку. Гиббонс понимал, что в этом одеянии она будет преисполнена Божьего духа и станет упорно уклоняться от ответов на его вопросы.
Остановясь возле маляра, монахиня полюбовалась его работой, потом взяла за руку и передвинула валик на фут вправо.
– Очень хорошо, Дональд. Теперь постарайся использовать побольше краски.
Потом, шелестя рясой, пошла к двери и поприветствовала гостей, улыбаясь и поблескивая очками. Гиббонсу стало понятно, почему никто из ходивших в приходскую школу не оканчивал ее.
– Как поживаете, агент Гиббонс?
– Вы помните меня?
– Конечно, помню. – Она обратила сверкающие линзы к его спутнице. – А вы...
– Мадлен Каммингс. Тоже служу в ФБР.
Монахиня кивнула и улыбнулась. Непонятно чему.
– Я прошу извинения за внезапный визит, сестра, – Каммингс искоса посмотрела на Гиббонса, – но мой партнер настоял на этом. Если вы можете уделить нам несколько минут, мы хотели бы спросить вас кое о чем.
– Конечно, конечно. Пойдемте в гостиную. И осторожней, не испачкайтесь свежей краской.
Монахиня повела их в комнату, находящуюся по правую сторону от вестибюля, мрачную, с опущенными до середины окон толстыми шторами. Под потолком гудели лампы дневного света. Гостиная нуждалась в окраске еще больше, чем вестибюль, однако при темпах работы маляра на это ушло бы слишком много времени.
Три обветшалых разномастных дивана стояли у старого, облицованного белым мрамором камина. Вместо дров в нем располагался телевизор. Девчонка, открывшая им дверь, сидела на ближайшем к телевизору диване и жадно смотрела какую-то «мыльную оперу». Еще одна, с нечесаными белокурыми волосами, примостилась рядом, держа на руках малыша. Гиббонс видел только его ножки, потому что голова находилась под необъятной тенниской матери, у ее груди. Ни та, ни другая не обратили никакого внимания на пришедших. «Мыльная опера» была гораздо важнее.
– Садитесь, пожалуйста.
Сестра Сил указала на обитый зеленой парчой диван напротив девчонок.
Гиббонс заметил, что Каммингс вновь уставилась на него. Надеется прочесть его мысли. Небось думает, что он забудет обо всем на свете, раз эта дуреха кормит малыша грудью. Ему наплевать. Да и все равно ничего не видно – только узкая полоска ее голого живота да ножки младенца. Чего она от него ждет, черт возьми? Что он набросит на них одеяло? Выгонит девчонок из комнаты? Господи, жизнь у них и без того несладкая. Пусть себе наслаждаются «мыльной оперой».
Сестра Сил села и сложила руки на коленях.
– Как идут ваши дела, мистер Гиббонс?
– Отлично, сестра. Отлично.
Гиббонс ожидал, что в ее неизменно любезном тоне зазвучат саркастические нотки. Он и Тоцци два года назад арестовали ее брата в Атлантик-Сити. Она понимала, что агенты приехали расспрашивать ее о Соле.
– А как поживает мистер Тоцци?
Гиббонс кивнул:
– Отлично.
