Никифорове?
- Никитине.
Я улыбнулся. В том, что история Олега Львовича собеседницу увлечет, сомнений не было.
Она действительно слушала замечательно, даже жадно. Я никогда не замечал в себе талантов рассказчика - а, кажется, зря.
- Прошу, познакомьте меня с этим человеком! - горячо воскликнула мадемуазель Фигнер, когда я закончил. - Он меня ужасно заинтриговал.
Я был счастлив. Вот повод встретиться с нею вновь!
- Охотно. Да только где же? У вас ему бывать нельзя, он нижний чин... - В голову мне пришла великолепная мысль. - Разве что... В Серноводске сейчас мои приятели. Я мог бы привести Никитина к ним. А вы их, быть может, знаете по Петербургу.
И я с небрежным видом перечислил имена, которые не могли быть неизвестны барышне из столичного общества: Базиль Стольников, Тина Самборская, Кискис Бельской. Людей этого круга в Петербурге прозвали les brillants - 'блестящие'. Они определяли, что - модно, а что - пошлость; им завидовали, о них судачили; попасть в эту компанию мечтали многие, да мало кому удавалось.
Это должно было показать ей, что я не какой-то армейский суконник, а человек ее круга или даже еще более высокого milieu[5], однако пренебрегший удовольствиями большого света ради кавказских приключений. Короля, как известно, делает свита. Так вот свита у меня выходила ослепительная: с одной стороны Никитин, с другой - сливки блестящей молодежи. Разве можно было Дарье Александровне мною не заинтересоваться?
- Кискис? - повторила она и сделала гримаску. - Знаю. Он мне родня. Я слыхала, что он в Серноводске. Этаких знакомств я обычно не вожу, но ради такого случая - пожалуй.
- Родня? Тем проще всё устроить. Я нынче вечером приведу туда Никитина, и вы тоже приходите.
Я назвал адрес, мы условились о времени и расстались. Чувствуя, что судьба готовит мне какой-то головокружительный, сладостный поворот, я чуть не пел.
Когда я забрал у караула лошадь и готовился сесть в седло, по ступенькам штаба спустился жандармский майор и направился ко мне с любезнейшей улыбкой, что показалось мне странным. Во время беседы в генеральском кабинете этот Честноков глядел совсем иначе.
- Видел из окна, как вы любезничаете с Дашенькой, - сказал он еще издалека. - Экой вы проказник! Ну да дело молодое.
Ужасно мне не понравилось, что он говорит о ней так фамильярно. Я нахмурился и не ответил.
- Не журысь, хлопче, как говорят малороссияне. Вы, Григорий Федорыч, поди, обиделись на мою недоверчивость к вашему донесению? Такая у меня должность, нам без недоверчивости нельзя. Но то служба, а сейчас я с вами попросту, по человечности. Люблю я таких, как вы, сорви-голов: молодых, смелых да горячих.
Он действительно смотрел на меня с самой доброю улыбкой. Я отнес это внезапное дружелюбие за счет симпатии, которую, как видел Честноков, оказала мне генеральская дочь.
- А я вам по секрету вот что сообщу. - Он взял меня под руку и наклонился к самому моему уху. - Как лицу посвященному. Мы с его превосходительством по вашему дельцу распорядились вот как. Ваши сведения мы проверим. Есть у меня на то особый человечек, чтоб в горы послать. А как вы думали? Честноков свой хлеб не зря ест. Пока лазутчик проверит, не в засаду ли ваш каторжный нас заманивает, генерал потихоньку, без огласки, войска подготовит. И если оно правда, то мы ррраз! - Он ткнул меня пальцем в бок. - В двое суток Семиаульскую долину запечатаем. А окажется, что брехня - с места не тронемся. Но уж и с Никитиным тогда потолкуем-с.
Я высвободился, придал лицу строгое выражение.
- Вы, господин Честноков, посвящать меня в военные секреты не обязаны. Я в дела вашего... ведомства не мешаюсь. Только насчет Никитина вы зря.
Жандарм вмиг переменился. Добродушия с игривостью будто не бывало.
- Я вам не 'господин Честноков', а 'господин майор', коли уж желаете официально. Это вопервых. Во-вторых, фамилия моя не 'Чесноков', как вы изволили произнесть, а 'ЧесТноков'. Не от низменного овоща происходит, а от слова 'честь'. Попрошу буквы 'тэ' не проглатывать! Предок мой еще в эпоху Великого Петра верностью дворянство выслужил, а прозвище ему за честность было Честнок. Ну и в-третьих, насчет вашего каторжника. Это человек с темным прошлым, мутным настоящим и скверным будущим. Никакого доверия ему быть не может. Мне о каждом его шаге известно - и о прогулках по горам, и о дружбе с 'хищниками'.
'Откуда известно?' - чуть было не спросил я и вдруг вспомнил покойного Зарубайлу, однако о своей догадке умолчал и тем более не стал говорить майору, что фельдфебель приказал долго жить. Это могло бы навлечь на Олега Львовича дополнительные подозрения, а то, чего доброго, повлекло бы и расследование. Пускай Честноков узнает о судьбе своего агента в положенный срок - из ежемесячного гарнизонного рапорта о выбывших.
- Где изволили разместиться? - как бы между делом поинтересовался майор. - Я справился у адъютанта. Говорит, вы уклонились оставить адрес.
Я разозлился.
- Не 'уклонился', а не могу найти комнаты! И это мое частное дело. Вас, господин майор, оно не касается! Вы мне не начальник, я вам не подчиненный! Мы служим по разным линиям!
- Линия у нас одна и та же, Средне-Кавказская, и я на ней старший штаб-офицер Отдельного Жандармского корпуса. Имею касательство до всего, что происходит на вверенной моему попечению территории. На то у меня имеется Инструкция.
- Какая еще инструкция? - не поддался я на глухую угрозу, рокотавшую в его голосе.
- Секретная, для ответственных лиц Третьего отделения и Жандармского корпуса. От его сиятельства графа Александра Христофоровича. По ней даны нашему брату особенные полномочия. Ясно-с? Отвечайте, поручик!
- Так точно, ясно, господин майор.
Все-таки упоминание о какой-то тайной инструкции, подписанной всемогущим графом Бенкендорфом, меня впечатлило.
Честноков вдруг подмигнул и с обезоруживающей мягкостью улыбнулся.
- Да что там, пусть уж я буду для вас 'Иван Иванычем'. Я ведь про адрес совсем в ином смысле, а вы уж вспыхнули. Знаю, как в Серноводске с квартирами. Помочь хотел.
- А вы разве можете?
- Я, батюшка Григорий Федорович, всё могу. Как царевна Лебедь из сказки покойного камерюнкера Пушкина. Хотите комнатку?
- Смотря где, - ответил я, глядя на него с подозрением. Мне вообразилось, не хочет ли он, чтоб я поселился где-нибудь у него под опекой.
- 'Парадиз' гостиница вас устроит? Недурное местечко.
- Да был я в заведении купчихи Масловой! Все номера заняты.
- Ничего-с, я слово волшебное знаю. Обождите-ка минутку. - Он достал книжечку, вырвал листок. - Дозвольте, Григорий Федорович, вашей спинкой попользоваться.
Пришлось оборотиться к нему и наклониться. Карандаш скоренько пошуршал по бумаге.
- Вот-с. Дайте тамошнему приказчику, и он вас разместит превосходным образом. Ну, еще увидимся.
Майор вернулся в штаб, а я развернул записку. Там была написана всего одна короткая фраза: 'Поселить хорошо и недорого. Честноков'.
Глава 5. В гостинице. Мой однокашник. Подготовка к важному событию. Друзья Никитина
Что б вы думали? Меня, в самом деле, поселили в очень хорошую комнату бельэтажа, взяв совсем
