Он давал быстрые объяснения, но ни одного из них Элинор не слыхала. Она смотрела на своего отца Богу известно как пристально, потому что видела на его лице, в его тревожном нерешительном обращении что-то говорившее ей, что она должна опасаться зловещего влияния этого болтливого француза и его молчаливого товарища.
— Милый папа, — сказала она тихим, почти умоляющим голосом, — Неужели вы точно желаете, чтобы я воротилась домой одна?
— Ну… видишь ли, душа моя, не то, чтобы именно желал, но данного слова — как довольно основательно замечает мосье — нарушать нельзя и…
— Вы, может быть, останетесь поздно, папа, с этими джентльменами…
— Нет, нет, душа моя, нет, нет, может быть, час, никак не больше.
Элинор грустно поглядела в лицо, которое она любила гак нежно. Смутные воспоминания о прошлых горестях и неприятностях, смешавшихся со смутным предчувствием будущих неприятностей, наполнили ее душу, она с умоляющим видом ухватилась за руку отца.
— Пойдемте со мною домой, папа, — сказала она. — Это будет мой первый вечер дома. Пойдемте со мною домой и будем играть в экартэ, как мы, бывало, играли в Челси. Помните как вы учили меня?
Вэн вздрогнул, как будто нежное пожатие ее руки укололо его.
— Я… я не могу воротиться домой сегодня, Элинор, по-крайней мере с час. Есть… есть общественные законы, моя милая, которые надо соблюдать, и когда… когда джентльмена просят дать возможность другому джентльмену отыграться, он — он отказать не может. Я посажу тебя в карету, душечка, если ты не можешь найти дорогу.
— О, нет, милый папа, не то. Дорогу я могу найти.
Француз вмешался во второй раз с какими-то комплиментами, которых Элинор не совсем поняла. Он взял под руку Джорджа Вэна, а во все это время другой мужчина не пошевелился со своего места, а все стоял в угрюмой позе.
Вэн взял дочь за руку.
— Мне жаль, что я не могу взять тебя в театр, — сказал он несколько нерешительно. — Мне… мне жаль, что я не могу исполнить твоего желания, но… прощай, моя милая, прощай. Я буду дома в одиннадцать часов, только ты не ждн меня, ни под каким видом не жди меня.
Он пожал ее руку, подержал ее несколько минут, сам не зная что ему делать, а потом вдруг выпустил, как будто с сознанием, что он виноват.
Француз, все держа под руку старика, круто повернулся и пошел к Сент-Антуанской заставе, оставив Элинор одну между прохожими, пристально смотрящую вслед отцу. Другой мужчина поглядел на француза, когда тот увел отца, и медленно пошел за ними, склонив голову и засунув руки в карман. Элинор стояла неподвижно, смотря на примут фигуру отца, на низенького француза, на высокого| угрюмого незнакомца, который шел за ними до тех пор, пока псе трое не скрылись из вида. Потом, повернув домой с полусдерживаемым вздохом, она грустно посмотрела на длинную освещенную перспективу: она была очень красива, очень весела, блистательна и великолепна, но все это великолепие и вся эта веселость только сильнее заставляли Элинор чувствовать свое одиночество теперь, когда отец оставил ее. Первый день ее новой жизни кончился очень печально.
Глава V. ОЖИДАНИЕ
Мисс Вэн медленно шла домой в эту жаркую, летнюю ночь. Она была слишком опечалена внезапным разочарованием, набросившим мрачную тень на конец дня, начавшегося так весело, и не могла обращать внимания на свое одиночество в многолюдной толпе.
Никто ее не беспокоил, никто не приставал к ней, она шла защищаемая своей юностью и невинностью, хотя газовый свет, изредка падавший на лицо ее, вызывал взгляды восторга прохожих. Ей ни разу не пришло в голову, что отец се поступил дурно, отправив ее одну по многолюдной парижской улице. В бескорыстии своей любящей натуры, она почти забыла о своем обманутом ожидании относительно театра, даже когда она проходила мимо блистательно освещенного здания и смотрела, может быть, несколько пристально на толпу, теснившуюся на пороге.
Она беспокоилась об отце, потому что — сколько она помнила — в Челси всегда случались несчастья, когда он долго не возвращался домой по ночам, несчастья какие-то таинственные, которых он никогда не объяснял ей, но последствия которых нагоняли на него уныние на много-много дней. Иногда даже очень часто, он был беднее после позднего отсутствия из своей бедной квартиры в Челси, иногда он был богаче, но всегда исполнен угрызений и несчастен после этих ночей рассеянной жизни.
Вот почему дочь грустила, расставшись с ним. Она знала, что, несмотря на его уверения, будто он будет дома в одиннадцать часов, он воротится во втором часу утра, не пьяный — нет, слава Богу! он не был пьяницей — но в тревожном, несчастном состоянии, которое, может быть, было прискорбнее видеть, чем обыкновенное опьянение.
«А я надеялась, что папа всегда будет оставаться дома со мною теперь, когда я выросла, — очень грустно думала молодая девушка. Когда я была маленькая, разумеется, было другое дело: я не могла его забавлять, хотя мы были очень счастливы иногда, я могла играть в экартэ, в крибедж и в вист с двумя болванами. Если я хорошо воспользуюсь воспитанием у мадам Марли, а потом найду место приходящей гувернантки за большое жалованье (приходящие гувернантки иногда получают большое жалованье), как счастлив мог бы быть папа и я!»
Элинор несколько развеселилась под влиянием этих мыслей. Я говорила уже прежде, что ей невозможно было оставаться долго несчастливой. Походка ее сделалась легче и скорее. Она уже не чувствовала своего одиночества в равнодушной толпе. Она начала время от времени останавливаться перед самыми привлекательными лавками почти с таким же восхищением, какое она чувствовала утром.
Она стояла перед открытой книжной лавкой и читала заглавия романов; яркий свет газа прямо освещал ее лицо, когда ее испугал громкий, веселый английский голос, который воскликнул без всяких предварительных приготовлений:
— Не говорите мне, что эта высокая молодая женщина, с золотистыми кудрями, мисс Элинор Ванделёр Вэн. Пожалуйста, не говорите мне этого, я не поверю, чтобы кто-нибудь мог вырасти до такой степени.
Элинор Вэн обернулась, и лицо ее засияло улыбкою приветствия этому шумному джентльмену.
— О, Дик! — вскричала она, положив обе руки в широкую ладонь, протянутую к ней. — Неужели это вы? Кто подумал бы, что я увижу вас в Париже?
— Как и я вас, мисс Вэн? Мы слышали, что вы в школе, в Брикстоне.
— Да, Дик, — отвечала молодая девушка — Но теперь я воротилась домой. Папа живет здесь, а я поступаю для окончательного воспитания в пансион в Булонском лесу, а потом сыщу место приходящей гувернантки и буду жить с папа всегда.
— Вы слишком хороши для гувернантки, — сказал молодой человек, с восторгом смотря на прелестное личико, поднятое на него. — Ваша хозяйка возненавидит вас. Мисс Вэн, вы бы лучше…
— Что, Дик?
— Попробовали бы поучиться там, где учился я.
— Как, рисовать декорации, Дик! — вскричала Элинор, смеясь. — Женщине смешно заниматься этим.
— Разумеется, мисс Вэн. Но никто об этом не говорит. Неужели вы думаете, что я пригласил бы вас вскарабкаться па лестницу и разрисовывать облака? Есть другие занятия, кроме этого. Но я пе хочу говорить с вами об этом: я знаю, какой свирепый вид принимал ваш старый папаша, когда мы говорили с ним об этом. Как вы думаете, зачем я здесь?
— Зачем, Ричард?
— Для театра Порт-Сен-Мартеиа написана большая драма в восьми актах и тридцати двух картинах, она называется «Рауль-Отравитель», и я приехал сюда рисовать декорации, переводить эту драму и приискивать к ней музыку. Довольно разнообразные занятия, я полагаю, за тридцать пять шиллингов в
