символ мести, а не как женщина, которую он мог бы полюбить. Она не должна об этом забывать, невзирая на его сладкие поцелуи.
Подойдя к кухне, Дрейк остановился у порога и глубоко вздохнул. Проклятие! Эверил по-прежнему одержима идеей вернуться к Мердоку. Он видел огонек решимости, сверкавший в ее зеленых глазах, и поэтому не мог не злиться. Сколько бы он ни обманывал себя, мысль, что леди Кэмпбелл готова отдаться такому трусливому негодяю, как лорд Дунели, выворачивала наизнанку его внутренности.
Стараясь отогнать назойливые мысли, Дрейк наблюдал за Эдиной, резавшей овощи для наваристого супа. В воздухе витал аромат жареной курицы, на плите выстроились пироги и пудинги, способные удовлетворить самый изысканный вкус. Не приходилось сомневаться, что все эти яства приготовлены в честь предстоящей свадьбы. Свадьбы, обрекавшей сердце Эверил вечно томиться по чувству, которое он не способен ей дать.
Что ж, он должен проследить, чтобы их временный союз не закончился катастрофой, как брак его родителей.
– Миссис Гибсон! – окликнул он хозяйку.
– А, это ты? Входи, милый. Почему ты не наверху вместе со своей красавицей невестой?
Дрейк проглотил ком в горле, надеясь, что это облегчит тяжесть в груди.
– Мне нужно купить кое-какие припасы, так как мы с Эверил тронемся в путь рано утром.
Эдина вытерла о фартук пухлые ладони и, не скрывая разочарования, спросила:
– Но почему так скоро? Куда вы поедете?
– Лучше вам не знать. Мердок и его прихлебатели могут обойтись с вами очень жестоко, если заподозрят, что вам известны мои планы.
– Я не собираюсь распускать язык перед этим дьяволом. Ты и вправду не можешь остаться? Гордон был так счастлив, что ты вернулся. Ему не хватало тебя.
От ее нехитрых слов на душе у Дрейка стало легче.
– Мне тоже не хочется уезжать, но если я задержусь, это только усугубит ситуацию. Я должен скрываться, пока не докажу свою невиновность.
– Понимаю, но я надеялась… – Она вздохнула. – Ну да ладно.
– А если Мердок доберется до Эверил, он не остановится ни перед чем, лишь бы погубить меня.
Дрейк помолчал, положив руку на плечо женщины.
– Я запер Эверил в комнате, пусть она там и остается. Она убеждена, что если я сдамся Мердоку, положившись на его милосердие, он и весь клан поверят в мою невиновность.
– Ему неведомо милосердие! – Добродушное лицо Эдины исказилось от ужаса.
– Я так ей и сказал, но она ничего не хочет понимать. Для нашей общей безопасности не могли бы вы присмотреть, чтобы она не выбралась из комнаты, пока меня не будет?
– Конечно. А насчет невесты не беспокойся. Проживет замужем парочку лет и научится уважать мужа.
– Верно, – солгал Дрейк.
И целой жизни не хватит, чтобы добиться послушания от Эверил. Уж он-то знает. Странно, он всегда полагал, что если когда-нибудь надумает жениться, то выберет покладистую женщину. Теперь же такой образец добродетели навевал на него скуку. Дрейк озадаченно нахмурился.
– Когда вернешься, мы устроим праздник в честь свадьбы, – пообещала Эдина.
– Не хотелось бы доставлять вам хлопоты.
– Какие там хлопоты! Мы так рады, что ты, наконец, нашел себе жену. – Она приподняла рыжую бровь. – Удивлены, признаться, но довольны.
– Я и сам удивляюсь. – Дрейк откашлялся. – Но не могу не жениться на Эверил.
Женщина улыбнулась:
– Понятно. Она красавица и, должно быть, обладает добрым сердцем, раз тебе не терпится взять ее в жены.
Красавица с добрым сердцем? Пожалуй. Эверил готова принести себя в жертву порочному мерзавцу, лишь бы спасти свой дом и подданных. Она предпочитает любовь золоту и драгоценностям. Ее желания и поступки не имеют ничего общего с поведением вздорной эгоистки, какой была его мать. Дайра требовала денег и постоянного внимания. Ее не волновало, накормлен ли ее сын, и меньше всего ее заботило благополучие жителей Дунели.
На лоб Дрейка набежали морщины, отражавшие сумбур, царивший в его голове.
– Вы видите в людях только хорошее, миссис Гибсон.
– Я вижу правду, постарайся не забывать об этом.
Когда Дрейк покинул трактир, слова Эдины еще долго не выходили из его головы.
Прошло два долгих часа, прежде чем ключ повернулся в замке и дверь отворилась. Подняв глаза, Эверил встретилась с напряженным взглядом Дрейка. Последовало неловкое молчание. Он осматривал ее с головы до пят: от косы, уложенной на макушке, до мысков кожаных туфель, выглядывающих из-под подола лилового платья.
– Пойдем, – хрипло произнес Торнтон. – Ярмарка открылась.
– Ярмарка? – переспросила она невинным тоном, хотя сердце гулко забилось в груди.
