обладатель облечен особыми полномочиями. Эти документы и обеспечили курьеру место в самолете, совершающем рейсы через Ла-Манш.
Хансен разорвал конверт и извлек из него миниатюрный американский флажок. На пол упала визитная карточка. «Для джипа генерала Брэдли, по освобождении Парижа», — гласила приложенная к ней записка. Курьер был послан майором Робертом Коеном из Бостона, энергичным, небольшого роста офицером квартирмей-стерской службы; он встретил меня в мой первый приезд в Лондон и вместо приветствия снял с меня мерку. Отныне по этой мерке мне должны были шить все обмундирование, какое только может потребоваться.
За своим рабочим столом в управлении генерал-майора Роберта Литтлджона в Лондоне Коен заразился лихорадкой, охватившей американскую армию при приближении к Парижу. Для поколения, воспитанного на рассказах о легендарных подвигах отцов в первую мировую войну, Париж имел особую притягательную силу. Однако в тактическом отношении он не представлял никакой ценности. Этот город, овеянный славой в прошлом, был всего лишь небольшим пятном на наших оперативных картах, и мы должны были обойти его, двигаясь на восток к Рейну. Освобождение Парижа могло поставить в тупик наших снабженцев, так как за его красивыми фасадами жило четыре миллиона голодных французов. Отправка в Париж продовольствия осложнила бы работу наших и без того перегруженных линий снабжения. Снабжение продовольствием Парижа означало бы сокращение подвоза бензина на фронт.
За несколько дней до того, как противник начал наступление в районе Мортена, я еще раз проверил наш перспективный план освобождения Парижа. Некоторые офицеры штаба считали, что немцы обязательно попытаются спасти Париж от разрушения и объявят его «открытым городом», как это сделали французы в 1940 г. Я не разделял эту точку зрения. По нашим данным, противник сосредоточил в Париже крупные запасы продовольствия, а если это было так, то перед ним не было иного выбора, как оборонять город. Однако это не означало, что мы должны были обложить город и начать осаду. Мы разработали план широкого обхода Парижа с юга, затем предполагали повернуть на север, соединиться с войсками, охватывающими город с севера, и перерезать немецкому гарнизону пути отхода на территорию рейха. Стремясь выйти на рубеж Сена — Орлеан, мы разработали план выброски воздушного десанта в окрестностях города Шартра, знаменитого своими соборами. При этом мы исходили из предположения, что противник создаст оборонительный рубеж от Кана на юг в направлении к Луаре. Прорвавшись через этот рубеж, 3-я армия совершит бросок севернее Луары и соединится с десантом, выброшенным в Шартре. К 10 августа план воздушно-десантной операции был уже составлен. Спустя неделю мы предложили его аннулировать. Противнику не удалось создать новый оборонительный рубеж, более того, командование 3-й армии заявило, что армия может выйти на рубеж Сена Орлеан без помощи воздушно-десантных войск. Отказ от десантной операции в районе Шартра позволял использовать транспортные самолеты для перевозки грузов в 3-ю армию.
День 19 августа был ознаменован для армии Паттона открытием внеплановых воздушных перевозок; в этот день 21 самолет «С-47» доставил на аэродромы близ Ле-Мана 47 тонн продовольствия. Уже в это время мы начали испытывать недостаток горючего и боеприпасов, замедлявший темпы нашего продвижения, и воздушные перевозки должны были послужить залогом успеха в нашей ожесточенной борьбе за снабжение. Через несколько дней темпы нашего наступления стали определяться уже не силой сопротивления противника, а количеством запасов, доставленных союзным войскам.
К 21 августа 3-я армия форсировала Сену севернее и южнее Парижа. Противник, все еще находившийся к западу от Сены, прилагал все усилия к тому, чтобы оторваться от 1-й армии, войска которой вытягивались вдоль левого берега Сены в направлении Руана. В последней отчаянной попытке спасти свои деморализованные войска, фон Клюге отдал приказ разбиться на небольшие группы и просачиваться сквозь наши линии. Затем, не будучи в состоянии пережить катастрофу, виновником которой был Гитлер, немецкий фельдмаршал покончил с собой.
Паттон еще не успел форсировать Сену, а ко мне уже явилась делегация корреспондентов с просьбой не подвергать Париж артиллерийскому обстрелу, несмотря на то, что в городе остался немецкий гарнизон. Хотя я и не разделял их любви к городу, в котором мне ни разу не пришлось побывать, однако заверил корреспондентов, что мы не повредим ни одного булыжника на его улицах. «Вместо того чтобы ворваться в город через западные ворота, — объяснил я, — мы сначала возьмем Париж в клещи, а затем вступим на его улицы, когда нам заблагорассудится».
— Какая дивизия возьмет город? — задал вопрос один из корреспондентов.
— Они все хорошо дрались, — ответил я, пытаясь уклониться от прямого ответа. — Нам будет трудно сделать свой выбор…
— Если разрешено выставлять кандидатов, — засмеялся он, — считайте, что один голос уже подан за первую.
— А почему бы вам самим не взять город? — предложил я. — Для этого у вас достаточно корреспондентов. Серьезно, вы можете взять его, когда вам вздумается, и избавить нас от массы хлопот. Я могу признаться, что мы отнюдь не рвемся освобождать Париж именно сейчас, хотя я прошу вас не передавать мои слова французам.
За четыре недели, истекшие после прорыва в Нормандии, американские линии снабжения растянулись от Сен-Ло до Сены. Теперь снабжение предмостного укрепления 3-й армии юго-восточнее Парижа зависело от шоссейной дороги протяженностью 400 километров, идущей от порта Шербур. Наступая, мы слишком быстро преодолели все рубежи сопротивления противника, которые были приняты в расчет при планировании темпов продвижения наших тылов. Более того, численность войск, получавших снабжение по вышеупомянутой шоссейной дороге из Шербура, возрастала со дня на день по мере общего накопления наших сил. А впереди нас ждала вспышка бензинового голода, которая остановила наши танки в нескольких километрах от линии Зигфрида.
Железнодорожные пути были восстановлены до Ле-Мана в 225 километрах восточнее Шербура, но ремонт разрушенных бомбами мостов шел крайне медленно: недоставало инженерно-строительных батальонов. Чрезвычайная изношенность подвижного состава французских железных дорог вызвала перебои в работе железнодорожного транспорта. В то же время железнодорожные составы, специально сформированные в Англии, и железнодорожное оборудование ждали своей очереди погрузки в английских портах, уступая место грузовикам. Недостаток железнодорожного транспорта мы компенсировали грузовиками; эти машины грузоподъемностью 2,5 тонны не знали отдыха. Перебросив войска и запасы к линии фронта, они немедленно возвращались назад за новым грузом. Для удовлетворения наших потребностей, растущих с каждым днем, требовалось все больше и больше автотранспорта, и мы даже начали отбирать строевые машины у прибывающих в Шербур новых дивизий и включать их в состав автотранспортных колонн. Но даже эти крайние меры не помогли бы нам оттянуть кризис со снабжением до сентября, если бы мы не урезали поставки армиям и не организовали воздушные перевозки.
Между тем мы могли продвигаться на восток только ценой предельного напряжения всех наших тылов, и я опасался, что освобождение Парижа нарушит всю нашу систему снабжения. Каждая тонна продовольствия, прибывшая в этот город, означала, что фронт получит на одну тонну меньше боеприпасов или горючего. Начальник отдела военной администрации штаба группы армии (G-5) подсчитал, что в первое время парижанам потребуется не менее 4 тыс. тонн различных грузов в сутки. Было бы хорошо, если бы Париж потуже затянул свой пояс и пожил с немцами еще немного. Ведь каждые сэкономленные 4 тыс. тонн обеспечивали трехдневный марш моторизованных частей по направлению к границе Германии. Но лишенный своей молочной базы в Нормандии и отрезанный от зерновых районов Франции, Париж истощил все имевшиеся запасы. Наши агенты сообщали о растущем продовольственном кризисе.
Намереваясь создать неприкосновенный запас на случай взятия Парижа, мы отправили 20 августа в верховный штаб экспедиционных сил союзников радиограмму с требованием выслать нам по воздуху 3 тыс. тонн продовольствия. Однако, несмотря на угрозу голода в Париже, я твердо решил не отступать от намеченного плана. Если мы сможем обрушиться на линию Зигфрида, не испытывая недостатка в припасах, это приблизит конец войны и вознаградит Париж за лишнюю неделю оккупации. Но мы не приняли в расчет нетерпения парижан, которые в течение четырех лет ждали союзные армии, наконец, приблизившиеся к воротам их города. Мой план взятия Парижа в клещи лопнул на аэродроме близ Лаваля утром 23 августа.
